— Когда?
— После четырех.
Я внимательно на нее посмотрел: в выражении лица у
нее, как всегда, было что-то странно детское, она даже не
вздрогнула.
— А, да, я была там с одним актером, его зовут Лучани.
И в тоне ее тоже не было ничего особенного: невыразительный, нейтральный, по ту сторону виновности и
невиновности. Я вдруг спросил:
— Он что, красит волосы?
— Да, он снимается в роли блондина.
— Со стороны казалось, что вы очень близки — во
всяком случае, если судить по тому, как вы шли.
Она спросила с искренним удивлением:
— А как мы шли?
Я почувствовал, что слов будет недостаточно, чтобы
дать представление о том, с какой нежностью актер взял
ее под руку:
163
Альберто Моравиа
— Встань!
— Зачем?
— Встань!
Она повиновалась. Тогда я взял ее под руку и заставил пройти несколько шагов точно так, как делал это актер.
— Вот, — сказал я, отпуская ее, — вот как это было.
Она вернулась на диван и взглянула на меня, потом
сказала:
— Он всегда так делает.
Эти слова, подумал я, отнюдь не опровергают воз-можности того, что они были любовниками. И спросил:
— И давно ты его знаешь, этого Лучани?
— Месяца два.
— И часто вы видитесь?
— Когда как.
Она поднялась с дивана и начала через голову стяги-вать свитер. Я спросил:
— Значит, сегодня у вас было свидание?
— Да, он хочет, чтобы я тоже стала работать в кино, мы как раз об этом говорили.
Я поглядел на нее снизу вверх: спрятав в свитере го-лову, она показывала мне свои белые подмышки с вид-невшимися тут и там отдельными волосками — длинны-ми, темными, мягкими, — но груди были еще внутри сви-тера и виден был только торс, худой, как у подростка. Резким движением я дернул свитер вверх, груди выкати-лись наружу, и бюст Чечилии сразу же стал бюстом жен-щины, хотя и продолжал сохранять в себе что-то хрупкое и незрелое. Я подумал, что раздеваться она начала, види-мо, для того, чтоб прервать опасный допрос, и спросил:
— Ну и что, будешь ты сниматься в кино?
— Еще не знаю.
— А куда вы пошли потом?
164
Скука
— На Пинчо, выпить кофе.
Голая до пояса, она села рядом со мной на диван,
словно бы для того, чтобы лучше меня слышать. Отвечая,
она аккуратно выворачивала рукава свитера. Я сказал:
— Да, я видел, как вы поднимались к Тринитб-деи-Монти. Но разве он живет не на улице Систина, твой актер?
— Нет, в районе Париоли, на улице Архимеда.
— А что вы делали после кофе?
— Гуляли по Вилла Боргезе, а потом я пошла к тебе.
Я заметил, что смотрю на нее с вожделением, и
понял, что желание рождалось во мне не потому, что
она была голая, а потому, что она мне лгала. Видимо,
она заметила этот мой взгляд, потому что сказала очень
просто:
— Ну так что — ляжем в постель?
Мысль о том, что она предлагает мне лечь в постель,
чтобы скрыть правду, внезапно привела меня в ярость. Я
был совершенно убежден, что вести женщину под руку
так, как вел ее Лучани, мог только любовник. Но и на
этот раз я сумел удержаться от того, чтобы произнести
его имя вслух.
Но и на
этот раз я сумел удержаться от того, чтобы произнести
его имя вслух.
— Нет, — заорал я, — я не хочу ложиться в постель, я
хочу знать правду!
— Какую правду?
— Правду, и все, какой бы она ни была.
— Я тебя не понимаю.
— Вчера ты не явилась и даже не предупредила меня о
том, что не сможешь прийти. Сегодня ты заявляешь, что
мы должны видеться реже. Я хочу знать, что за всем этим
стоит.
— Я тебе уже сказала: дома стали ворчать.
Я снова почувствовал, как вертится у меня на языке:
«Это неправда, а правда в том, что ты спишь с Лучани».
165
Альберто Моравиа
Но в то же время я понимал, что ни за что не смогу этого выговорить. Так я и остался сидеть, молча и хмуро глядя в пол. Потом почувствовал на своей щеке ее руку.
— Тебя это так огорчает? То, что я буду приходить не каждый день?
— Да, огорчает.
— Ну хорошо, пусть все будет так, словно ничего не было. Только нам следует быть осторожнее. Скажем, да-вай встречаться в разное время: один день так, другой эдак. Завтра утром я позвоню тебе и все распишу по дням. Ну что, теперь ты доволен?
Вот так, неожиданно и странно, Чечилия вдруг отка-залась от своего намерения сделать свои визиты более редкими. Я был так удивлен, что не успел даже ничего заподозрить. Мне стало ясно: несмотря на свой ранний женский опыт, Чечилия была еще совсем молоденькой девушкой, которая боялась родителей и именно из-за этого решила сделать наши встречи более редкими; одна-ко, столкнувшись с моим огорчением и подозрительно-стью, она переменила решение и пошла мне навстречу. То есть она не врала мне и не изменяла, она была бесхитрост-ной, безо всяких тайн девушкой, которая разрывалась между дочерним послушанием и привязанностью к лю-бовнику. Мне показалось странным, что я не понял этого раньше, и внезапно в моих глазах потеряло всякое значе-ние даже то, как актер держал ее под руку: может быть, и в самом деле он вел себя так со всеми знакомыми женщи-нами независимо от того, какие у них были отношения. Однако эти мысли занимали меня недолго. Ибо я вдруг понял, что не только не обрадовался тому, что Чечилия переменила свое решение, я вдруг ясно увидел, что на нашем горизонте, словно темное облачко в чистом небе, снова замаячил призрак скуки.