— Не лучше! — грозно каркнул Ворон. — Мы сейчас не в том положении, чтобы, как говорится в народе, харчами перебирать. Так что нужно испробовать и этого вашего Процюка…
— Процюк — дурак, — сказал Крыс. — Разумом убогий. И бабник. Я его хорошо знаю, мы с ним из одного подъезда, вместе росли. Впрочем, как хотите, а я умываю руки. — Он встопорщил усы и отвернулся.
Такая вот странная штука! Стоило только нелюбимому мною Крысу высказаться против — как я тут же стал «за»!..
Буду краток.
Лёня получила «добро» от Ворона и поощрение от меня.
Лёня разыскала Процюка, который не успел еще за эти пять лет жениться (как вы понимаете, женатый рыцарь был нам ни к чему).
Уж не знаю, что она рассказала Процюку, чем его заманила в нашу не слишком гостеприимную квартиру, но только на следующий день рядом с остекленевшим Шуриком мы поставили остекленевшего Процюка. И накрыли покрывалом — одним на двоих, чтобы не слишком пылились. Кстати, отмечу, чтобы потом не возвращаться к этому вопросу, — Домовушка еженедельно вытирает с Шурика и с Процюка пыль мягкой тряпочкой, а раз в сезон тщательно пылесосит.
Итак, мы вернулись к тому, с чего начинали.
Только теперь в углу стояли две стеклянные фигуры, а не одна.
А Лада по-прежнему спала, иногда даже слегка похрапывала во сне.
Ворон помрачнел, Домовушка пригорюнился, Пес просто стал на себя не похож, похудел, отощал даже, шерсть его свалялась и потускнела, голос звучал хрипло и приглушенно, и вой из его мощной глотки вырывался чуть ли не каждый раз, когда он открывал пасть, чтобы что-нибудь сказать.
Жаб потихоньку квакал, что так он и знал, что этого следовало ожидать и что он никогда не думал, что эта история закончится чем-нибудь хорошим.
— Так и будем — сто лет в спячке, как медведи! — вещал он угрюмо. — А через сто лет — ни она никому не будет нужна, ни мы.
— Надо продолжать, — повторял Ворон по десять раз на дню. — В конце концов мы добьемся успеха… Или не добьемся. Но опускать лапы мы не имеем права.
При этом сам он никаких действий не производил и всю инициативу передал нам с Лёней.
Мы пытались продолжать. Лёня, избавившаяся от своего страха встретиться с родителями Крыса настолько, что не боялась уже выходить по вечерам в сопровождении Пса, если только не нужно было удаляться слишком далеко от дома, знакомилась с молодыми (и не очень молодыми) людьми, в тщетной надежде найти среди них того самого единственного Рыцаря без страха и упрека. Увы! Рыцари без страха и упрека на улице с девушками не знакомятся.
Я, со своей стороны, проводил разведку среди котов — может быть, из котовладельцев найдется человек, отвечающий нашим весьма высоким требованиям?
Опять же увы! Коты и кошки имеют отличные от людей понятия о нравственности, и в каждом конкретном случае высокие добродетели претендента начинались и оканчивались почти исключительно котолюбием и милосердием и с рыцарством и безупречностью не имели ничего общего.
Руки (у Лёни) и лапы (у меня) опускались, несмотря на все наши попытки держать хвост трубой, а нос — морковкой.
Лёня даже однажды сказала мне, что потеряла надежду когда-нибудь вернуться к родителям — ведь она мечтала, что Лада отыщет их то ли с помощью своих магических способностей, то ли через милицию. Замечу, кстати, что теперь Лёня верила безоговорочно во все волшебства и чудеса, о которых мы только могли рассказать применительно к Ладе. И очень, очень изменилась к лучшему.
Она объясняла это тем, что, по ее словам, вдруг сразу повзрослела. За тот короткий срок, когда волокла Ладу на себе от скамеечки во дворе к нам на пятый этаж.
— Понимаешь ли, я неожиданно подумала, что она умирает и что если она умрет, то вы все — вы же все пропадете! — говорила мне Лёня со слезами на глазах. — Со всеми вашими магическими и иными способностями — как вам выжить? И что я не могу позволить вам погибнуть. Это было как… ну, как будто меня по кумполу шандарахнули. Честно-честно! И я теперь вроде бы даже смеяться разучилась. И плакать тоже.
Ну это она преувеличивала — насчет того, что разучилась смеяться и плакать. Время от времени на нее снова нападало ее обычное (прежде) капризное настроение, и тогда у Домовушки тарелки падали из лапок, каша пригорала, а пыль, вместо того чтобы собираться на мягкую тряпочку или выметаться веничком из комнаты, разлеталась по всем углам и заставляла нас с Псом чихать по пять минут без остановки. Но, безусловно, Лёня стала намного спокойнее, и порядка в квартире прибавилось.
Домовушка поделился со мной своими соображениями:
— Понимаешь ли, Коток, я как-то тебе сказывал, что замуж девке нашей надобно да детушек завесть? Ну так и вот — мы теперь ей все заместо детушек. Радеет она об нас, печется, тревожится. От того и толку в ней поболе стало. Так-то!
Но Лёня — это все-таки не Лада, а Лада спала себе, и спала, и спала, и совсем не собиралась просыпаться.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ,
заключительная
Покорность судьбе не исключает надежды.
Г. Сенкевич
Так она и спит — по сей день.
И мы уже почти потеряли надежду на то, что она когда-нибудь проснется.
Число неудачников увеличилось, и по субботам Домовушка вытирает пыль с семи остекленевших фигур, укрытых одним покрывалом.