Лада (иронично приподняв бровки):
— Да? А я думала, это пословица.
— Конечно, пословица! — Лёня говорит с набитым ртом, уже успев попробовать по кусочку от каждого пирога и положив себе добавки.
— «Вдовы Клико» или «Моэта»… Лёша, твой стакан!.. — Это молодой человек разливает шампанское. — Налейте полнее бокалы, и выпьем, друзья, за любовь! — Молодой человек пытается петь. Плохо.
— Лучше не за любовь. Лучше за дружбу, — кривится Лада. Если бы не предгрозовое состояние ее души, она бы сейчас расплакалась.
— За дружбу старую — до дна, за дружбу прежних дней!.. — декламирует молодой человек и демонстративно осушает стакан.
Лада молча пьет.
Лёня пьет не молча. Я не привожу здесь ее высказываний. В целом это лишь эмоциональные ойканья и аханья по поводу того, что пироги очень вкусные, и что всего так много, и что она, Лёня, сегодня обожрется, а также мурлыканье чуть ли не по поводу каждого отправляемого в рот куска. Мурлыканье это двух вариантов — либо что очень вкусно, либо что она, Лёня, сейчас лопнет. Иногда она отзывается на поданную молодым человеком реплику, но чаще пропускает мимо ушей.
Молодой человек, как мне кажется, хмурится все-таки неспроста. По-моему, он сравнивает девушек, бывшую и нынешнюю, и вывод его, по-моему, не в пользу нынешней. И правда, только совершенный идиот мог бы предпочесть красавице и умнице Ладе эту смешную болтливую дурочку, к тому же еще и дурнушку. Хотя — любовь зла!..
Мне в конце концов надоело.
Я в кошки не нанимался!
И я спрыгнул с острых Лениных коленок и отправился в кухню.
У двери в комнату (со стороны коридора) лежал и вздыхал Пес.
Я тряхнул стариной и спросил его на кошачьем языке:
— Ну и как тебе?
— Хуже некуда, — буркнул Пес, разумеется, по-собачьи. И довольно громко. — Что будет с этой девицей?
— Вот и меня тоже это интересует, — сказал я. — Кстати, знаешь ли, что я с ней знаком?
Я коротко изложил Псу историю своего с Лёней знакомства. Пес повздыхал, покивал лобастой головой. А потом совершенно спокойно объявил:
— Я ее тоже знаю. Она вместе с Ладой в школе училась. В десятом классе.
— А этот что, тоже с ними учился? — сердито спросил я. Я разозлился на Ладу: когда я докладывал об обстоятельствах своего пребывания в сапожной мастерской, Лада и словом не обмолвилась, что знакома с этой самой Лёней.
— Нет, этот — нет, — сказал Пес и снова вздохнул.
— Нет, этот — нет, — сказал Пес и снова вздохнул. И добавил: — Мне он не нравится.
Последнюю фразу он произнес виноватым тоном, даже слегка поскуливая.
— Да кому он может нравиться! — возмутился я. На кошачьем эта фраза прозвучала излишне эмоционально.
— Ладе! — рявкнул Пес. Тоже чересчур эмоционально, по-моему.
Лада из комнаты крикнула нам:
— А ну тихо там!
Я понизил голос:
— Уже не нравится, как я понимаю. Временное помутнение рассудка прошло, и Лада вновь трезво оценивает ситуацию. В данный момент она явно скучает. А также сосредотачивается. Готовится к работе.
Из кухни тараканом примчался Домовушка. В отличие от нас, трансформированных, и от Ворона, птицы по происхождению магической, Домовушка в тараканьей своей ипостаси лишен способности к членораздельной речи, а тараканьего ни я, ни Пес не понимаем. Поэтому общаться он может с нами, только когда перекинется в лохматого и волосатого гуманоида. Человеческую речь в тараканьем своем обличье он понимает, а вот кошачье-собачью — вряд ли. На всякий случай я мяукнул:
— Рано еще, еще не время…
Но был прерван истерическим девичьим визгом. И визжали, между прочим, обе дамы — и Лада, и Лёня.
Я ворвался в комнату, но Пес, уж не знаю как — он ведь такой неповоротливый по сравнению со мной! — опередил меня. Наверное, потому, что его обожаемой Ладе угрожала какая-то опасность.
Я успел увидеть только его толстый белый хвост, а потом по комнате закружился пушистый комок, сшибая мебель, комкая ковер и создавая прочие неудобства для зрителей. Одной из составляющих этого комка был Пес — время от времени можно было различить некоторые части его большого и пушистого тела: хвост, спину, лапы, лязгающие челюсти. А вот второй было нечто зубастое, а кроме этого — ничего не разобрать.
Лада, опомнившись, заверещала:
Нет, Пес, нет, не смей!.. Ты ж его убьешь!.. Кот, скажи ему!..
— Что я могу ему сказать! — огрызнулся я. Разумеется, человеческим голосом. — Он меня не услышит!
После чего Лёня хлопнулась в обморок. Самым натуральным образом.
Никогда прежде я не видел обмороков. То есть я читал в книгах, что дамы или барышни, случается, теряют сознание, падают без чувств в минуты душевных переживаний, или от неожиданности, или еще по какой причине. Но чтобы на моих глазах человек вдруг позеленел и упал — на ровном, или почти ровном, месте — такого не бывало. И я растерялся.
Я растерялся, не зная, за что хвататься и кого спасать: Ладу, вспрыгнувшую на тахту и пронзительно верещавшую; Лёню, бывшую бледно-зеленого, как молодая травка, цвета, валяющуюся на ковре; Пса, вступившего в единоборство с неведомым врагом; или неведомого врага, с которым дрался наш славный Пес, стремительный и смертоносный.
Растерянность — это мне обыкновенно несвойственно. Скажу без хвастовства: я редко бываю растерян или сбит с толку. Когда я не знаю, как поступить в том или ином случае, я спокойно отхожу в сторонку и предоставляю решать проблему кому-нибудь другому. И не принимаю обвинений в безответственности. Я не безответственен. Я — разумен.