— Ты с ума сошел! — закричала Лада, бросая трубку на рычаг, хватаясь за голову, кривя губки и пуская слезу — все это тоже произошло одновременно. — Пес, прекрати! Ворон, ты мне за это заплатишь! Ты что, взбесился?
— Это ты взбесилась, вернее, сошла с ума! Что ты притащила в дом? Валютчица! Воровка! Фармазонщица!
Лада даже забыла плакать. Голубые глаза ее стали внезапно круглыми, как крыжовины. И, как крыжовины, зелеными.
Я прошел в кухню посмотреть, что же такое принесла Лада в наш дом и из-за чего весь этот сыр-бор разгорелся.
На столе лежали стопочкой карбованцы, несколько тысяч.
И веером разложены были иноземные зеленоватые купюры, количеством пять штук, все одинакового достоинства, и на каждой написано: «Ten dollars».
— Доллары, — сказал я. — Ничего особенного.
— Как это ничего особенного? — вскричал Ворон, вернувшийся на свой насест. — Это же валюта! Где может советская девушка взять валюту? Украсть! Или… заработать!.. — Ворон не закончил фразу, но мы все поняли, что он имел в виду. Домовушка, бедненький, даже позеленел.
И тоже сел на пол.
И из-под него раздался полузадушенный квак.
Домовушка подскочил как ужаленный.
Оказалось, что он сел на Жаба, шмякнувшегося почти с потолка, когда Ворон клюнул Ладу в темечко и у нее больше не было ни желания, ни сил поддерживать в воздухе раздувшегося от гордости и счастья Жаба.
В результате состояние Жаба было плачевным и жалким, и мы даже испугались за его жизнь — несчастный не мог вымолвить ни слова, только судорожно разевал рот и изредка квакал.
Я понесся в ванную спасать беднягу. И почему это Жабу всегда достается больше, чем другим? Наверное, природа мстит ему за его злопыхательство. И за склонность к злорадству.
В ванной Лада запустила на полную мощность аппарат живомертвой воды и делала себе примочки смоченным в живомертвой воде полотенцем. Она рыдала и ругалась сквозь слезы.
— Я его разжалую! В дворники! — шипела она то ли от злости, то ли от боли. — Он у меня запомнит! Преминистр потомственный! Я ему создам прецедент! До десятого колена! Безмозглая куча перьев!
Пес был тут как тут, жалобно смотрел на Ладу и поскуливал. По его белой морде катились крупные слезы, шерсть его намокла не только на морде, но и на широкой груди.
Я перескочил через голову Пса. В другой раз я бы этого не сделал, но сейчас речь шла о жизни и смерти. Жаба.
Пес взвыл от негодования. Я понимаю, нервы его были на пределе, он переживал из-за Лады, а тут некто кошачьей породы чрезвычайно фамильярно ведет себя — было от чего возмутиться.
Но я спокойно сказал:
— Заткнись, Пес! Жаб подыхает.
И он, то есть Пес, заткнулся.
И он, то есть Пес, заткнулся.
Испугался даже.
Я сунул Жаба под хлещущую из-под крана струю. Теперь уже взвыла Лада:
— Ты что делаешь?!
И перекрыла воду.
— Да Жаб подохнет же! — крикнул я. Честно говоря, я здорово перепугался.
— Специалисты! — прошипела Лада сквозь зубы и стала крутить рукоятки аппарата. — Ушибся он, да?
— Ушибся, когда упал, а потом Домовушка на него сел, ну и придавил чуток… То есть сильно придавил, раздавил почти…
Жаб в моих лапах издал слабый квак.
— Отходит! — заорал я. — Воду включай скорее!
— Да сейчас, секунду… — пробормотала Лада, включила наконец воду, отобрала у меня Жаба и сунула его под струю. Жабу сразу же полегчало — он вздохнул и зашевелил лапами. Лада заткнула слив ванны пробкой и положила Жаба на дно.
— Поплавай пока, — велела она ему и повернулась ко мне.
— Слушай, Кот, — сказала она устало. — Я понимаю, ты был взволнован, беспокоился за жизнь товарища и так далее. Но надо же думать! При различных повреждениях используется вода с различной концентрацией магионов. Причем, когда нужно остановить кровь, концентрация отрицательных магионов в десять раз должна превышать концентрацию положительных. — Она говорила скучным голосом, как будто читала мне лекцию. — Следовательно, вода была какая?..
Она сделала паузу. Я подумал немножко. И до меня дошло.
— Мертвая, — пробормотал я.
— Вот именно! — Лада подняла указательный пальчик вверх. — Если бы Жаб был изранен и из него хлестала бы кровь, совать его под мертвую воду имело бы смысл. Но поскольку он был всего только придушен…
— Ничего «всего только»! — возмутился я. — Да он сначала расшибся до полусмерти, а потом его просто раздавили! У него там, внутри, наверное, все внутренности расплющились! И кости переломались!
Лада повернулась к ванне, в которой плавал почти благополучный уже Жаб, поймала его за спинку и подняла в воздух. Жаб затрепыхался.
— Ну ты, ты чего? Я еще не вполне… Пусти меня!
Лада, не слушая Жаба, ощупала его.
— Все кости целы, — сказала она, опуская Жаба обратно в воду. — Еще десять минут поплаваешь, и хватит. Домовушка же на самом деле очень легкий, — обратилась она ко мне. — Почти ничего не весит. Так что очень уж расплющить он никого не может. Кроме, может быть, Паука. Да и то вряд ли…
Она потрогала свою голову. Рана уже затянулась, а волосы были в крови.
— Ладно, — сказала она. — После вымою волосы. Когда Жаб очухается. Пошли с этим ненормальным разбираться. Какая муха его укусила? Вчера драка, сегодня — еще того чище…