Синее сияние — знак колдовского таланта, здесь тоже присутствовало, но совсем слабенькое, едва заметное.
— Что тебе надо? — пробурчала знахарка, рассматривая чужака.
— Сонное зелье, — проговорил Харальд. — Самое сильное, которое есть!
Старуха посмотрела подозрительно.
— А на что оно тебе? Голова?то седая, а руки в крови, я вижу!
Харальд невольно напрягся — а вдруг бабка на самом деле видит правду? Узнала, кто он такой, точнее?кем был.
Но ответил уверенно, спокойно:
— Не бойся, старая, сейчас никто не пострадает! Ничья кровь не прольется! Просто сплю я плохо, — изобразил на лице кровожадную ухмылку. — Воспоминания о тех, кого убил, донимают!
— Ну?ну, — буркнула знахарка. — Таких, как ты, совесть не мучает… А заплатить есть чем?
Блеснула золотая монета. Еще из денег, доставшихся от Свенельда и убитых воинов.
Бабка заворчала довольно, точно сытый кот, из?под лохмотьев появилась высохшая ладонь, похожая на птичью лапку.
— Сначала зелье! — сурово сказал Харальд, отводя руку с монетой. — И самое сильное! Не вздумай обмануть!
Бабка исчезла в глубине хижины, откуда сильно пахло травами. Не возвращалась долго. Слышалось
Приглушенное покашливание, треск и постукивание, словно копалась в груде камней.
Когда появилась на пороге, то в руке была небольшая баклажка из бересты.
— Сильнее не бывает, — проговорила старуха, — выпив глоток этого зелья, человек на двое суток впадает в глубокий сон.
Жизнь в нем замирает, он не потеет и почти не дышит. Не чувствует боли и неудобств. Можно даже принять его за мертвого. Но потом встает как ни в чем не бывало!
— Честно заработала, старая! — Харальд осторожно принял баклажку, позволил знахарке взять монету. Золото тут же исчезло в лохмотьях.
— Прощай, седой, — сказала она и вдруг хихикнула. — Надеюсь, что задуманное тебе удастся… Ох и переполох будет в селе!
Дверь захлопнулась, оставив стоящего перед ней Харальда в полном недоумении.
Ночь была глухая. Харальд специально подгадал, чтобы без луны, да еще и повезло — ветер нагнал плотные низкие тучи. Так что вместо звездного небосвода нависало нечто давящее, мрачное, а темно было вокруг, как в подземелье.
Он прожил на постоялом дворе два дня, а сегодня вечером съехал, купив у одного из зажиточных крестьян хорошую лошадь. Последние деньги отдал, но глупо жалеть золото, когда речь идет о судьбе сына.
От деревни отъехал всего на версту. В лесу, в стороне от дороги привязал коней, затаился и принялся ждать ночи. Когда стало достаточно темно, выбрался из чащи и заспешил туда, где тускло горели огоньки в домах.
За два дня изучил расположение построек, и к постоялому двору подкрался сзади, со стороны огородов. Извозился в сырой земле, но зато ни одна собака не тявкнула, никто не заметил скользящую во мраке тень.
Долго ждал, пока погаснут огни на постоялом дворе. Оттуда доносились песни, гогот, плыл дразнящий аромат жаренной на вертеле свинины. Наконец все стихло, последние гуляки на карачках уползли по домам. Погасили огонь, и на дом пала тьма.
Харальд выждал еще некоторое время, затем поднялся. Стремительно и бесшумно перемахнул через забор.
Тут же рядом обрисовалась серая тень, послышалось угрожающее рычание:
— Злюк, это же я! — прошептал Харальд. Пока жил на постоялом дворе, успел прикормить сторожевого кобеля.
Вот и сейчас поспешно вытащил заранее припасенный кус лакомой печенки. Пес лизнул ладонь, послышалось чавканье. Во тьме блеснули огромные клыки.
Вздохнув, Харальд извлек из ножен меч. Ударил рукоятью, прямо по затылку собаке. Раздался хруст, и огромный кобель беззвучно упал. Как ни привязался к гостю, не потерпит, чтобы из хозяйского дома что?либо унесли.
Харальд затаился, вслушиваясь во мрак. Но вокруг было тихо, и он поспешно добежал до заднего двора. Ход в дом здесь, как успел выяснить, запирается простой щеколдой. Мирно живут в деревне, а уж про воровство и думать забыли.
Просунул лезвие кинжала в щель, осторожно повел наверх. Преодолел сопротивление, затем аккуратно
Толкнул дверь. Та приоткрылась без скрипа, изнутри пахнуло теплом.
Проскользнул в щель, как змея в нору. Сделал шаг, тут же нога наткнулась на что?то твердое, раздался грохот.
Сдерживая боль в ушибленной ноге, замер и прислушался — вдруг кого потревожил? Внутри дома он ориентировался прекрасно, без всякого света, но какой же дурень оставил у самой двери пустой бочонок?
Все было тихо.
Поскрипывая половицами, прокрался на хозяйскую половину дома. Миновал комнату, из которой доносился храп на два голоса, а у следующей двери остановился. Именно здесь ночует Йофрид, ради которой он все и затеял.
Сердце дернулось и запрыгало резвым жеребенком.
Имеет ли он право похищать девушку из родительского дома, обрекая тем самым и ее и отца с матерью на страдания? Лишая ее свободы, семейного счастья, дома?
«Но мой сын в рабстве!» — ответил он собственным сомнениям. — Девушка вернется домой, после того как выполнит то, что мне от нее нужно!»
«Вряд ли ее примут после этого! — возразил ехидный внутренний голос. — После того как долгое время пропадала где?то с мужчиной, сочтут обесчещенной, и ты, именно ты, будешь в этом виноват!»