Объезжать деревню совсем не хотелось. Ведь он отъехал от города далеко. Вряд ли сюда доберутся жрецы.
Преодолев сомнения, он решительно направил коня в сторону добротных, крытых черепицей домов.
На чужака никто не обратил внимания. Понятное дело, деревня стоит на тракте, каждый день кто?нибудь да проезжает. Харальд миновал несколько дворов и выехал на небольшую площадь.
Тут обнаружились сразу два постоялых двора — похожих словно близнецы. Один по правую руку, другой по левую. Некоторое время Харальд колебался, а затем решительно направился налево.
Передал радостно зафыркавшего коня (тот учуял свежий овес) слуге, а сам вошел внутрь. Тут оказалось удивительно чисто и опрятно: дощатый пол натерт до блеска, на столах — ни соринки, и даже посетители какие?то тихие и немногословные.
Едва уселся, как раздался частый стук башмачков. Веселый девичий голос спросил:
— Что угодно господину?
Он поднял глаза и обомлел. Вовсе не потому, что служанка была особенной красавицей. Среднего роста, крепкая, сероглазая, она была всего лишь миловидна, но зато над головой девушки, словно пламя пожара, возносилось синее свечение, густое, как сметана.
Про колечко, надетое в Бабиле, Харальд успел подзабыть.
— Что угодно господину? — спросила девушка и нахмурилась. Должно быть, на нее давно никто так не пялился.
Харальд поспешно опустил глаза.
— Пива и что?нибудь поесть.
— Баранья похлебка, жаркое, рыба? — спросила служанка.
Выслушав заказ, она ушла. Простучали по полу башмачки, а Харальд все смотрел ей вслед — вот он, магический талант, бери и учи. Только вряд ли она согласится.
Он сидел за столом до вечера. Заказал комнату, велел отнести туда вещи, а сам все потягивал темное тягучее пиво, отдающее медом и какими?то травами. Варили его, как узнал, тут же, на постоялом дворе, по рецепту, передающемуся из поколения в поколение.
В животе появилась тяжесть, при каждом движении там булькало, словно в небольшом болоте. Оставалось дождаться только кваканья. Мысли ворочались в голове большие, как валуны, и невеселые, точно песни нищих.
— Эх, парень, — рядом на лавку бухнулся кто?то тяжелый, воняющий прогорклым салом. — Больно на тебя смотреть!
— Почему? — спросил Харальд, косо поглядывая на нежданного собеседника — грузного старикана в замасленной одежде. Борода его торчала клоками, а из ушей высовывались пучки седых волос. Но темные глаза блестели хитро и проницательно.
— А ты все на нашу Фридку глазеешь! — Дед засмеялся, задребезжал, словно старая железяка. — Да только она не твоего поля ягода!
— Это отчего же?
— Вот угости меня, — откуда?то появилась чудовищно огромная пивная кружка, похожая на бочонок, отрастивший ручку, — и я все тебе расскажу!
Харальд усмехнулся, приподнял кувшин. Густая, словно масло, жидкость, играя бликами в свете факелов, все лилась и лилась в кружку старика, а та все не желала наполняться. В конце концов пришлось вылить все.
Дед хищно облизнулся, сделал глоток. На лице его появилось выражение величайшего блаженства.
— Ох, спасибо, добрый господин! — проговорил он, опустошив кружку наполовину.
— Потешили старика!
Он нагнулся к самому уху Харальда, тон его стал заговорщицким:
— Йофрид — она ведь не просто служанка, она дочь хозяина! — Дед многозначительно поднял костлявый длинный палец, похожий на высохшую ветку. — И свадьба у нее скоро! Осенью она выходит за Рыжего Хрольва, сына мельника! Вот будет свадьба!
Старик мечтательно закатил глаза и зачмокал, предвкушая, скорее всего, дармовую выпивку.
Харальд судорожно сглотнул: да, девицу из богатого дома, которую ждет скорое семейное счастье, не соблазнишь на изучение магии. Была бы хоть нищая служанка…
Хмель мгновенно выветрился из головы, сердце сжалось.
Он спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
— А что за человек Рыжий Хрольв? Хороший?
— Да. — Дед сделал еще один невероятно длинный глоток и довольно огладил себя по брюху. — Лучший жених в окрестностях! Красивый, работящий, непьющий! Так что тебе, чужак, — старик рассмеялся, — не повезло!
— Это еще как сказать, — проговорил Харальд, ощущая прилив странной, злой решимости. Отчаяние сгинуло, словно его и не было, а сердце стало твердым, как алмаз. Учиться можно заставить и насильно! Свобода и счастье сына стоят того!
Он заказал еще пива и просидел за столом почти до самой ночи. В голове созревал рискованный и жестокий план.
— Эй, открывай! — Он ударил в дверь ветхой хижины с такой силой, что та затряслась и возмущенно заскрипела.
Изнутри послышались шаркающие шаги, потом старушечий голос произнес:
— И чего колотишь, жаба тебя задери? Всяк норовит обидеть бедную женщину!
Ворча, хозяйка принялась отпирать засов. Харальд тем временем осматривался. Хижина знахарки (про которую ему рассказал все тот же дед) располагалась на отшибе. За ней начиналось самое настоящее болото, бледно?зеленое по весеннему времени, по сторонам простирался лес — густая поросль осины вперемежку с березами. Безрадостный бело?серый пейзаж.
Дверь со скрипением отворилась. За ней оказалась крохотная старушонка, замотанная в какие?то тряпки. Из них торчал длинный нос и сердито блестели большие глаза, похожие на совиные.