— Ах да. Я знаю об этом.
— Правда? — Казалось, это ее удивило, будто только Анна может подавать в суд. — А вы случайно не знаете, где она?
Я посмотрел на дом, темный и пустой.
— Я что, ее ангел-хранитель? — Потом улыбнулся ей. — Если хотите подождать, можете зайти и посмотреть на мои картины.
Неожиданно она согласилась.
— В принципе, неплохая идея. Я бы с удовольствием поговорила с вами.
Я прислонился к двери и скрестил руки так, чтобы заиграли мышцы. Потом послал ей улыбку, которая сражала наповал половину женского населения университета Роджер Вильямс.
— Какие у вас планы на вечер?
Она посмотрела на меня так, будто я сказал это по-гречески. Нет, она наверняка понимает греческий. Она глядела на меня, как на марсианина. Или как на ненормального Вулкана.
— Вы приглашаете меня на свидание?
— Понято же, что да.
— Понятно, что у вас ничего не получится, — сухо проговорила она. — Я гожусь тебе в матери.
— У тебя фантастические глаза. — Я хотел сказать «грудь», но сдержался.
Как раз в этот момент Джулия Романо застегнула пиджак, и это меня рассмешило.
— Почему бы нам просто не поговорить?
— Как хочешь. — Я провел ее в свое жилище.
По сравнению с тем, как обычно выглядит моя комната, сейчас она была в относительном порядке. Немытая посуда стояла всего день или два. И рассыпанные утром хлопья не воняют в конце дня так, как разлитое молоко. Посредине комнаты стояли ведро с тряпкой и бутылка керосина — я как раз делал зажигательные гранаты. На полу валялась одежда, а одна футболка живописно раскинулась на самогонном аппарате.
— Ну как? — Я улыбнулся ей. — Марта Стюарт была бы в восторге.
— Для Марты Стюарт твоя комната стала бы делом жизни, — пробормотала она. Села на кушетку и подскочила. Там оказалась картошка фри, которая — о святой Боже! — оставила жирный отпечаток на ее прекрасной попке.
— Хотите что-нибудь выпить? — Не надо говорить, что мама не научила меня хорошим манерам.
Она осмотрелась вокруг и покачала головой.
— Я пас.
Пожав плечами, я вытащил из холодильника бутылку пива.
— Что, на домашнем фронте не все в порядке?
— А ты не знаешь?
— Стараюсь не знать.
— Почему?
— Потому что у меня это получается лучше всего. — Улыбаясь, я сделал большой глоток пива. — Хотя в этот раз я бы с удовольствием посмотрел, чем это все закончится.
— Расскажи мне о Кейт и Анне.
— Что именно вам рассказать? — Я сел рядом с ней, слишком близко. Нарочно.
— Какие у тебя отношения с ними?
Я наклонился к ней.
— Мисс Романо, вы хотите узнать, хорошо ли я себя веду? — Когда она даже глазом не моргнула, я сдался. — Они терпят меня, — ответил я. — Как и все остальные.
Этот ответ, должно быть, заинтересовал ее, потому что она записала что-то в своем беленьком блокнотике.
— Как это, расти в такой семье?
В моей голове пронеслась дюжина ответов, но я сам не ожидал того, что в конце концов сказал.
— Когда мне было двенадцать лет, Кейт заболела — ничего серьезного, просто простудилась. Но справиться с болезнью самостоятельно она не могла. Поэтому у Анны нужно было взять гранулоциты — белые кровяные клетки. Это случилось в канун Рождества. Мы собирались всей семьей идти покупать елку, понимаете? — Я вытащил из кармана пачку сигарет. — Вы не против? — спросил я, но подкурил, не дождавшись ответа. — Меня в последнюю минуту отправили к каким-то соседям, и это было еще хуже, потому что у них был праздник, полно родственников, и все шептались, будто я был сиротой или глухим, как пень. В конце концов мне это надоело, я сказал, что хочу в туалет, и сбежал. Я пошел домой, взял папин топор, ручную пилу и срубил маленькую елку, которая росла посреди двора. Когда соседи спохватились, я уже установил елку в гостиной и украсил ее шарами, повесил разноцветную гирлянду и все, что только можно.
Я все еще помню эти мигающие лампочки — красные, синие, желтые — на елке было украшений, как на баллийском эскимосе.
— В рождественское утро родители пришли за мной к соседям. Выглядели они ужасно. Однако дома под елкой лежали подарки. Я был в восторге и быстро нашел подарок со своим именем. Там оказалась маленькая заводная машинка — прекрасный подарок для трехлетнего мальчика. Но не для меня. Я видел ее на распродаже в больничном магазине. Это был единственный подарок, который я тогда получил. Вот такая грустная история. — Я затушил сигарету о джинсы. — Родители ни разу ничего не сказали насчет елки. Вот каково это — расти в такой семье.
Вот каково это — расти в такой семье.
— Как ты считаешь, Анна думает так же?
— Нет, они следят за Анной, потому что она часть их великого плана по спасению Кейт.
— Как твои родители решают, будет ли Анна участвовать в очередном курсе лечения Кейт? — спросила она.
— Вы так говорите, будто есть особая процедура. Будто действительно есть выбор.
Она подняла голову.
— А разве нет?
Я не ответил, потому что это был самый риторический вопрос, который я когда-либо слышал. Я смотрел в окно. Во дворе все еще стоял пень от той елки.
Когда мне было семь лет, я решил прокопать подземный ход в Китай. Мне было интересно, насколько сложно выкопать такой тоннель. Я взял из гаража лопату и начал копать яму, в которую можно было бы пролезть. Каждый вечер я накрывал ее старым пластмассовым ящиком, чтобы не залило водой. Я работал четыре недели, сбивая руки о камни и цепляясь ногами за корни. Но я не учел высоких земляных стен, выросших вокруг меня, и ядра планеты, которое нагревало подошвы моих кроссовок. Копая прямо вниз, я потерялся. В тоннеле нужно освещать дорогу, а у меня это никак не получалось.