О том, что у Кейт молекулярный рецидив, мы узнали во время обычного анализа костного мозга. Изнутри рак опять проникал в ее системы, разрушая все, что было достигнуто с помощью химиотерапии.
Сейчас Кейт сидела на заднем сиденье рядом с Джесси, болтала ногами и играла с игрушечным телефоном. Джесси смотрел в окно.
— Мама, а автобусы падают на людей?
— Как яблоки с дерева?
— Нет, ну просто… переворачиваются. — Он сделал похожее движение рукой.
— Только если очень сильный ураган или если водитель едет слишком быстро.
Он кивнул, принимая мой ответ как гарантию своей безопасности. Потом:
— Мама, у тебя есть любимое число?
— Тридцать один. — Тридцать первого я должна была родить. — А у тебя?
— Девять. Потому что это просто число, или сколько мне лет, или перевернутая шестерка. — Он замолчал, только чтобы сделать вдох перед следующим вопросом. — Мама, а у нас есть специальные ножницы, чтобы резать мясо?
— Есть.
Я свернула направо и поехала мимо кладбища. Надгробные камни покосились в разные стороны, будто старые желтые зубы.
— Мама, — спросил Джесси. — Это сюда привезут Кейт?
От этого вопроса, который был таким же невинным, как и предыдущие, у меня задрожали колени. Я остановила машину у обочины и включила аварийные огни. Потом расстегнула ремень безопасности и повернулась.
— Нет, Джес. Она останется с нами, — ответила я ему.
* * *
— Мистер и миссис Фитцджеральд? — спросил продюсер. — Сюда, пожалуйста.
Мы прошли на съемочную площадку телестудии. Нас пригласили, потому что наш ребенок был зачат нетрадиционным способом. Стараясь спасти здоровье Кейт, мы, сами того не желая, стали живой иллюстрацией для научного спора.
Когда к нам подошла Надя Картер, корреспондент газеты, Брайан взял меня за руку.
— Почти все готово. Я только что записала вступительный эпизод о Кейт. Осталось задать вам несколько вопросов, и все закончится.
За секунду до включения камеры Брайан вытер лицо рукавом рубашки. Гример, который стоял за прожекторами, застонал.
— Я не хочу, чтобы вся страна увидела меня с румянами на щеках, — прошептал он мне.
Вопреки моим ожиданиям, камера включилась почти незаметно. Я только ощутила слабый гул, который отозвался в моем теле.
— Мистер Фитцджеральд, — начала Надя. — Расскажите нам, пожалуйста, почему вы решили обратиться к генетикам.
Брайан посмотрел на меня.
— У нашей трехлетней дочери очень сложная форма лейкемии. Онколог сказал, что нужно найти донора костного мозга. Но наш старший сын генетически несовместим с Кейт. Есть национальный реестр, но, пока найдется подходящий донор, Кейт может… уже не быть. Поэтому мы решили проверить, будет ли другой наш ребенок совместим с Кейт.
— Ребенок, которого еще нет, — уточнила Надя.
— Еще нет, — согласился Брайан.
— Почему же вы обратились к генетикам?
— У нас не было времени ждать, — резко вмешалась я. — Мы не можем рожать год за годом, ожидая, что кто-то сможет быть донором. Врачи могли проверить несколько эмбрионов и выбрать тот, который станет идеальным донором для Кейт, если такой вообще будет. Нам повезло. Один из четырех оказался именно таким и был имплантирован с помощью искусственного оплодотворения.
Надя посмотрела в свои записи.
— Вы получили письмо с угрозами, не так ли?
Брайан кивнул.
— Люди думают, что мы хотим генетически измененного ребенка.
— Разве это не так?
— Мы ведь не заказывали ребенка с голубыми глазами, или высокого роста, или с очень высоким уровнем интеллекта. Конечно, мы хотели, чтобы у него были особые качества, но они не имеют ничего общего с тем, что называют генетическим моделированием человека.
Конечно, мы хотели, чтобы у него были особые качества, но они не имеют ничего общего с тем, что называют генетическим моделированием человека. Мы не хотим суперребенка. Мы хотим спасти жизнь своей дочери.
Я сжала руку мужа. Господи, как я его люблю!
— Миссис Фитцджеральд, что вы скажете этому ребенку, когда он вырастет? — спросила Надя.
«Если нам повезет, я попрошу ее не надоедать своей сестре».
У меня начались схватки в канун Нового года. Акушерка, стараясь отвлечь меня, рассуждала о знаках Зодиака.
— Этот ребенок будет Козерогом, — сказала Эмельда, массируя мне плечи.
— Это хорошо?
— Козероги всегда доводят дело до конца.
Вдох, выдох.
— Очень… рада… слышать, — ответила я.
Рожали еще две женщины. Эмельда велела, чтобы одна из них крепко сжимала ноги. Она хотела родить в 1991 году. Ребенку, рожденному в Новый год, полагались упаковка бесплатных подгузников и сто долларов от Гражданского банка на заочное обучение в колледже.
Когда Эмельда пошла на сестринский пост и оставила нас одних, Брайан взял меня за руку.
— Как ты?
Мое лицо исказилось гримасой боли от очередной схватки.
— Хочу, чтобы уже все закончилось.
Он улыбнулся мне. Для него, фельдшера-пожарного, обычные роды в больничных условиях не были чем-то экстраординарным. Вот если бы у меня отошли воды во время столкновения поезда или если бы я рожала на заднем сиденье такси…
— Я знаю, о чем ты думаешь, — прервал он мои мысли, хотя я не произнесла ни слова, — и ты ошибаешься.
Он взял мою руку и поцеловал костяшки пальцев. Вдруг во мне словно оборвался якорь и цепь толщиной с руку завертелась в животе.