— Солнышко, я тебя понимаю. И я согласна, что нам с папой следует чаще прислушиваться к твоему мнению. Но, Анна, для этого не нужен судья.
Мое сердце переместилось в горло.
— Ты хочешь сказать, что можно все это прекратить?
Когда она улыбнулась, мне показалось, что выглянуло теплое весеннее солнце после долгой зимы, напомнив коже о летнем тепле.
— Именно это я и хочу сказать, — ответила мама.
«Больше никаких заборов крови. Ни гранулоцитов, ни лимфоцитов, ни стволовых клеток, ни почек».
— Если хочешь, я сама скажу Кейт, — предложила я.
— Хорошо. Только сообщим судье Десальво и забудем обо всем этом.
В моей голове застучали молоточки.
— Но разве Кейт не будет спрашивать, почему я больше не буду ее донором?
Мама замерла.
— Когда я говорила «прекратить», то имела в виду судебный процесс.
Я замотала головой, чтобы протолкнуть комок слов, застрявших в горле.
— О Боже, Анна! — горько произнесла мама. — Что мы тебе сделали? Почему ты с нами так поступаешь?
— Дело не в том, что вы сделали.
— Дело в том, чего мы не сделали, так?
— Вы меня не слушаете! — закричала я, и в этот момент к нашему столику подошел Берн Стакхауз.
Шериф посмотрел на меня, на маму, на папу и натянуто улыбнулся.
— Сейчас, наверное, не самое удачное время, — начал он. — Сара, Брайан, мне очень жаль.
Он отдал маме конверт, кивнул и ушел.
Мама открыла конверт, прочла документ и повернулась ко мне.
— Что ты ему сказала?!
— Кому?
Папа взял бумагу, в которой было столько юридических терминов, что с таким же успехом можно было пытаться прочитать документ на греческом языке.
— Что это?
— Приказ о временном запрещении каких-либо контактов. — Она забрала у папы документ и повернулась ко мне. — Ты понимаешь, что просишь вышвырнуть меня из собственного дома, что мы с тобой не будем видеться? Ты этого хочешь?
Вышвырнуть? Мне стало трудно дышать.
— Я об этом не просила.
— Адвокат сам бы этого не сделал, Анна.
Знаете, как иногда бывает: ты едешь на велосипеде и колесо начинает скользить на песке, или оступаешься на ступеньках — когда время замирает и ты знаешь, что сейчас будет больно, очень больно.
— Я не знаю, что происходит, — ответила я.
— Тогда почему ты решила, что уже можешь сама принимать решения? — Мама поднялась так резко, что ее стул с грохотом опрокинулся. — Если ты хочешь именно этого, Анна, то можно сделать все прямо сейчас.
Ее голос был чужим и холодным. Она ушла.
Примерно три месяца назад я позаимствовала у Кейт косметичку. Ну ладно — украла. У меня не было своей косметики. Мне не разрешали краситься, пока не исполнится пятнадцать. Но чудеса случаются, и Кейт не было дома, спросить было не у кого, а чрезвычайные ситуации требуют чрезвычайных мер.
Чудо было высокого роста, со светлыми волосами и улыбкой, от которой у меня кружилась голова. Его звали Кайл, и он переехал из Айдахо прямо ко мне за парту. Он ничего не знал обо мне и моей семье. Поэтому, когда он пригласил меня в кино, он сделал это не из жалости. Мы смотрели новый фильм про Спайдермена, по крайней мере, он смотрел. Я же все время пыталась понять, каким образом электричество преодолевает пространство между моим локтем и его.
Вернувшись домой, я все еще парила в воздухе от счастья. Поэтому Кейт застала меня врасплох. Она схватила меня за плечи и повалила на кровать.
— Ты воровка, — заклеймила она меня. — Ты открыла без спроса мой ящик.
— Ты все время берешь мои вещи. Два дня назад взяла синий свитер.
— Это совсем другое. Свитер можно постирать.
— Если мои бактерии живут в твоей крови, то почему они не могут жить в твоем дурацком блеске для губ?
Я вывернулась и перекатилась. Теперь преимущество было у меня. У нее загорелись глаза.
— Кто это был?
— Ты о чем?
— Если ты накрасилась, Анна, то на это должна быть причина.
— Отстань.
— Да ладно. — Кейт улыбнулась. Она просунула свободную руку мне под мышку и пощекотала. От неожиданности я ее отпустила. Минуту спустя мы уже боролись на полу.
— Анна, перестань, — простонала Кейт. — Ты меня убьешь.
Последних трех слов было достаточно. Я отдернула руки, будто обожглась. Мы лежали рядом между кроватями, и обе делали вид, что ее слова нас нисколько не ранили.
В машине родители начали ругаться.
— Может, надо нанять настоящего адвоката, — предложил папа.
— Я и есть адвокат, — отрезала мама.
— Но, Сара, — возразил папа, — если все это будет продолжаться, я хочу сказать, если…
— Что ты хочешь сказать, Брайан? Что ты на самом деле хочешь сказать? Что какой-то человек, которого ты никогда раньше не видел, сможет на суде объяснить Анне лучше, чем ее собственная мать?
После этого папа вел машину молча.
Я испугалась, увидев на ступеньках людей с телекамерами. Я была уверена, что они собрались здесь из-за какого-то громкого дела. Поэтому представьте мое удивление, когда перед моим лицом возник микрофон и коротко стриженная корреспондентка спросила меня, почему я подала в суд на своих родителей. Мама оттолкнула женщину.
— У моей дочери нет комментариев, — повторяла она снова и снова. А когда один парень спросил, знаю ли я, что являюсь первым генетически измененным ребенком в Род-Айленде, я подумала, что она ему сейчас врежет.