Она заметила, что я не одна. Когда вся толпа втиснулась в палату, ее глаза расширились, и она натянула одеяло повыше. Кейт смотрела прямо на Анну, но та прятала глаза.
— Что происходит?
Судья выступил вперед и взял меня за локоть.
— Я знаю, что вы хотите поговорить с ней, Сара. Но мне очень нужно побеседовать с Кейт. — Протянув руку, он сказал: — Здравствуй, Кейт. Я судья Десальво. Я хотел попросить тебя уделить мне несколько минут. Наедине, — добавил он, и все один за другим вышли из палаты.
Я вышла последней и видела, как Кейт устало откинулась на подушки.
— Я чувствовала, что вы придете, — сказала она судье.
— Почему?
— Потому что, — ответила Кейт, — все всегда возвращается ко мне.
Примерно пять лет назад дом через дорогу от нас купили другие люди. Они снесли его, чтобы построить что-то новое. Для этого понадобились один бульдозер и полдюжины контейнеров для мусора. За одно утро то, что мы видели каждый день, превратилось в груду камней. Дом кажется таким надежным, ты думаешь, что он простоит вечно, но на самом деле сильный ветер или ядро для разрушения зданий может легко его снести. То же самое можно сказать и о семье, которая там живет.
Сейчас я почти не помню, как выглядел тот старый дом. Выходя на крыльцо, я никогда не вспоминаю о тех месяцах, когда в глаза бросалась пустота, как дырка во рту от выпавшего зуба. Через некоторое время новые владельцы построили другой дом.
Когда судья Десальво вышел в коридор, мрачный и озабоченный, Кемпбелл, Брайан и я вскочили.
— Завтра, — произнес он. — Заключительное заседание будет в девять утра.
— Заключительное заседание будет в девять утра. — Кивнув Верну, он зашагал по коридору.
— Пошли, — скомандовала Джулия Кемпбеллу. — Ты будешь под моим присмотром.
Но вместо того чтобы следовать за ней, он подошел ко мне. — Сара, — проговорил он, — мне очень жаль. — И сделал мне подарок, попросив: — Вы отвезете Анну домой?
Как только они ушли, Анна повернулась ко мне.
— Мне очень нужно поговорить с Кейт.
Я обняла ее.
— Конечно.
Мы вошли, только наша семья, и Анна присела на краешек кровати Кейт.
— Привет, — пробормотала Кейт, открывая глаза.
Анна покачала головой, ей не сразу удалось найти нужные слова.
— Я старалась, — наконец вымолвила она, ее голос звучал словно сквозь вату, и Кейт сжала ее руку.
Джесси сел с другой стороны. При виде их троих я вспомнила о рождественских фотографиях, которые мы делали каждый год, а потом развешивали на стене, чтобы запомнить детей такими.
— Альф или мистер Эд? — спросил Джесси.
Губы Кейт дернулись в улыбке.
— Лошадь. Восемь раундов.
— Играем.
Наконец Брайан наклонился и поцеловал Кейт в лоб.
— Детка, спокойной ночи.
Когда Анна и Джесси вышли в коридор, Брайан и меня поцеловал на ночь.
— Позвони мне, — прошептал он.
Теперь, когда все ушли, я села рядом со своей дочерью. У нее были такие тоненькие руки, что я видела, как двигаются кости, а глаза казались более старыми, чем у меня.
— Думаю, ты хочешь что-то спросить, — сказала Кейт.
— Может, позже? — Сама удивившись своим словам, я влезла к ней на кровать и обняла ее.
Я поняла, что мы не имеем детей, а получаем их. И что иногда получаем их не на такой длительный срок, как надеялись. Но это все равно лучше, чем если бы детей не было вообще.
— Кейт, — призналась я, — мне так жаль.
Она отодвинулась от меня, чтобы заглянуть в глаза.
— Не надо, — с жаром проговорила она, — потому что мне не жаль. — Она старалась улыбнуться, очень старалась. — Это же было хорошо, правда?
Я закусила губу, почувствовав, как у меня выступили слезы.
— Это было лучше всего, — ответила я.
Четверг
Один огонь другого выжжет жженье,
Любую боль прогнать другая сможет.
Вильям Шекспир. «Ромео и Джульетта»
Кемпбелл
Шел дождь.
Когда я вошел в гостиную, Судья стоял, прижавшись носом к оконному стеклу, которое в моей квартире занимало целую стену. Он тихо лаял на капли, зигзагами стекавшие по стеклу.
— Ты не сможешь их достать, — сказал я, погладив его по голове. — До другой стороны тебе никак не добраться.
Я сел на коврик рядом с ним, хотя знал, что нужно встать, одеться и ехать в суд. Знал, что должен просмотреть свою заключительную речь, а не сидеть здесь без дела. Но в такой погоде было что-то завораживающее. Когда-то я часто сидел на переднем сиденье папиного «ягуара», глядя, как капли стекают по ветровому стеклу к стеклоочистителям, словно камикадзе. Он любил включать очистители в прерванном режиме, поэтому в моей части стекла мир надолго превращался в дождь. Это выводило меня из себя.
«Когда сам станешь водить машину, — говорил папа, — будешь делать все, что захочешь».
— Кто первым пойдет в душ?
Возле двери в спальню стояла Джулия в моей футболке, которая доставала ей до середины бедра.
Она пошевелила пальцами ног в ворсе ковра.
— Иди ты первая, — предложил я. — Я могу вместо душа выйти на балкон.
Она заметила, что идет дождь.
— Ужасно, правда?
— Прекрасный день, чтобы сидеть в суде, — ответил я, но вышло не очень убедительно. Я не хотел слышать сегодня решение судьи Десальво, и впервые это не было связано со страхом проиграть процесс. Я сделал все, что мог, учитывая показания Анны. И я очень надеялся, что избавил ее, насколько возможно, от угрызений совести. Она уже не кажется нерешительным ребенком, это правда. Она не кажется эгоисткой. Анна выглядит такой же, как и все остальные — она пыталась понять, кто она и что с этим делать.