Вчера вечером, через десять секунд после ухода Кемпбелла Иззи вошла в гостиную, где я как раз собиралась побаловать себя и поплакать от души, как и положено нормальной женщине хоть раз в месяц.
— Да, — сухо сказала она. — Теперь я действительно вижу, что это сугубо деловые отношения.
Я сердито посмотрела на нее.
— Ты подслушивала?
— Извини, но неужели при таких тонких стенах ты надеялась побыть со своим Ромео тет-а-тет?
— Если тебе есть что сказать — говори, — предложила я.
— Мне? — Иззи нахмурилась. — Но это же не мое дело, правда?
— Не твое.
— Отлично. Тогда я оставлю свое мнение при себе.
Я закатила глаза.
— Ну пожалуйста, Изабелл.
— Я думала, ты не попросишь. — Она присела рядом со мной на диван. — Знаешь, Джулия, когда бабочка впервые видит яркий свет, он кажется ей прекрасным. Во второй раз она бежит от него подальше.
— Во-первых, не надо сравнивать меня с насекомым. Во-вторых, летит подальше, а не бежит. В-третьих, нет никакого второго раза. Бабочка умерла.
Иззи ухмыльнулась.
— Ты такой адвокат.
— Я не позволю Кемпбеллу ранить меня.
— Тогда попроси, чтобы тебя перевели.
— Это же не армия. — Я обняла диванную подушку. — И я не могу это сделать, особенно сейчас. Он подумает, что я слабая и теряю профессионализм из-за глупого, тупого… случая.
— Ты не можешь. — Иззи покачала головой. — Он — эгоцентричный придурок, который пожует тебя и выплюнет. А у тебя настоящий дар влюбляться в мерзавцев, от которых нужно бежать сломя голову. Мне не хочется сидеть здесь и слушать, как ты пытаешься убедить себя в том, что у тебя нет никаких чувств к Кемпбеллу, в то время как пятнадцать лет ты залечивала рану, которую он тебе нанес.
Я изумленно посмотрела на нее.
— Ничего себе!
Она пожала плечами.
— Думаю, мне просто надо было выговориться.
— Ты ненавидишь всех мужчин? Или только Кемпбелла?
Иззи сделала вид, что задумалась.
— Только Кемпбелла, — в конце концов ответила она.
Больше всего мне хотелось сейчас остаться в гостиной одной и швырнуть что-то. Например, пульт от телевизора, или стеклянную вазу, или еще лучше — свою сестру. Но я не могла выгнать Иззи из дома, в который она переехала всего несколько часов назад. Я встала и взяла со стойки ключи.
— Я ухожу. Ложись, не жди меня.
Я не часто хожу куда-то по вечерам, поэтому никогда не была в баре «Кот Шекспира», хотя это всего в четырех кварталах от моего дома. В баре было темно, полно народа и пахло смесью пачули и гвоздики. Я протолкнулась внутрь, взгромоздилась на стул у барной стойки и улыбнулась сидящему рядом мужчине.
Мне хотелось заняться сексом на заднем ряду в кинотеатре с кем-нибудь, кто не знает даже моего имени. Мне хотелось, чтобы парни подрались за честь угостить меня.
Я хотела показать Кемпбеллу, что он теряет.
У сидящего рядом мужчины были голубые глаза, собранные в хвост черные волосы и улыбка Керри Гранта. Он вежливо кивнул мне, потом отвернулся и начал целоваться с каким-то блондином. Я оглянулась и увидела то, чего сначала не заметила: в баре было полно мужчин, но танцевали, флиртовали и заигрывали они друг с другом.
— Что вы будете? — У бармена были ярко-розовые волосы, прическа, как у дикобраза, а в носу кольцо, как у быка.
— Это гей-бар?
— Нет, это клуб офицеров Вест-Пойнта. Ты хочешь выпить или нет? — Он показал на бутылку текилы за своей спиной и взял низкий стакан.
Я порылась в сумочке и достала пятидесятидолларовую купюру.
— Давай всю, — посмотрев на бутылку, я нахмурилась. — Держу пари, Шекспир никогда не имел кота.
— Кто нагадил тебе в душу? — спросил бармен.
Прищурившись, я посмотрела на него.
— Ты не гей.
— Конечно гей.
— Если бы ты был геем, то скорее всего понравился бы мне. Как это было с… — Я посмотрела на увлеченную пару рядом, потом на бармена и пожала плечами.
Он покраснел, потом отдал мне деньги, и я запихнула их обратно в кошелек.
— Кто сказал, что нельзя купить себе друга? — пробормотала я.
Через три часа я осталась в баре одна, не считая Семерки. Бармен называл себя так с прошлого августа, когда решил избавиться от всего, к чему обязывало имя Нейл. «Семерка» не несет абсолютно никакого скрытого смысла, сказал он мне, и именно это ему нравилось.
— Может, надо было выбрать «Шестерку», — заметила я, когда бутылка текилы опустела. — Тогда можно было менять на «Девятку».
Семерка как раз закончил складывать стаканы.
— Все. Тебе хватит.
— Он называл меня Бриллиантом, — вспомнила я, и этого было достаточно, чтобы расплакаться.
Бриллиант — это просто камень, подвергшийся влиянию высокой температуры и огромного давления. Исключительные вещи всегда прячутся там, куда никто и не думает взглянуть.
Но Кемпбелл взглянул. А потом бросил, напомнив мне, что увиденное не стоило его времени и усилий.
— У меня тоже когда-то были розовые волосы, — сказала я Семерке.
— А у меня когда-то была нормальная работа, — ответил он.
— И что случилось?
Он пожал плечами.
— Я выкрасил волосы в розовый цвет. А с тобой что случилось?
— А я отрастила свой цвет.
Семерка вытер стойку, на которую я нечаянно разлила текилу.
— Никто не ценит того, что есть, — произнес он.
Анна сидела за кухонным столом одна с большой миской хлопьев. Она широко открыла глаза, увидев своего отца со мной, но больше никак не отреагировала.