Дед неуловимым движением покрытой шерстью руки выхватил ложку, сунул ее в рот и укусил. Затем внимательно рассмотрел место укуса и тут же спрятал ее в трусы.
— Спасибо, вьюнош. Спасибо.
Я снова забрался на кровать и уселся напротив старика.
— Так вот, о бабке о твоей, была Пелагея Дормидонтовна женщиной очень умной и талантливой…
— Позвольте! — неучтиво перебил я старичка. — Что?то вы путаете! Бабушку мою звали Анна Ивановна, уж это?то я точно помню.
— Это когда она умирала, ее звали Анна Ивановна. А когда я ее узнал, ей было всего четыре года и звали ее Пелагея Дормидонтовна… И как нехорошо старших перебивать. Э… э!
— Как же не перебивать, когда вы мою любимую бабушку, единственного моего близкого человека, называете каким?то странным, заскорузлым именем? Да я могу свидетельство о смерти предъявить!
— Эх, вьюноша, это что ж ты казенной бумаге больше веры имеешь, чем живому существу? Ну?ну, и как же ты на белом свете живешь?то? — Старик укоризненно покачал головой, сверля меня своими глазенками.
— Вы мне зубы не заговаривайте. Казенную бумагу мне государственные органы выдали. Государственные! На основании паспорта! А вас, живое существо, я первый раз в глаза вижу.
— Да?а?а, — задумчиво протянул дед, подняв глаза к потолку. — Вьюноша не только неразумный, да еще и упрямый. Прям горе. Чую, сейчас он и с меня пачпорт потребует. — Он опять уставился на меня. — Ну подумай сам, за сто девяносто шесть лет жизни сколько раз умный человек прозвище поменяет? А?
Я опешил:
— Вы хотите сказать, что моя бабушка прожила сто девяносто шесть лет?…
— Ничего я не хочу сказать! — разнервничался вдруг старикан. — Чего мне хотеть сказать, когда я с твоей бабкой сто девяносто два года знаком был? Да не просто знаком! Мы с ней вообще не разлей вода были! Она меня и сюда перетащила, а то бы я со своей Серпуховской заставы шагу бы не сделал! Эх, видела бы Софьюшка своего тупого внука! — Он опять горестно замотал головой.
Я, похоже, окончательно потерял нить разговора.
— Какая Софьюшка?
— Какая, какая? Бабка твоя!
— Что?то я совсем ничего не понимаю. Вы только что заявляли, что бабушку звали… как?то там Дормидонтовна. Теперь говорите — Софьюшка. У нее что, как у рецидивиста какого, несколько кличек было?
— Сам ты рецидивист! И рецидив у тебя — глупость непроходимая! И наглость немереная! Это ж надо, родную бабку рецидивисткой назвать!
Теперь помотал головой я:
— Знаете что, давайте по порядку. А я молчать буду и слушать. Может, хоть что?то пойму.
— Ну наконец?то просветление наступило. А то я уж думал, все — совсем мозгов нет. — Старик помолчал, укоризненно выглядывая из своей шерсти, но я сдержался, ожидая продолжения.
— Так вот я и говорю, бабушка твоя сызмальства умница была и очень талантливая. Помню, увидела меня первый раз, сразу догадалась, кто я. «А я, — говорит, — для тебя подарочек приготовила», — и подает мне ложку новую. Ох и ложка хороша была — лет сорок только ею кушал…
Я буквально взвыл, но про себя.
А дедок лукаво так на меня поглядел, как будто ожидая моей реакции, а затем легонько усмехнулся и продолжил:
— Рано она свой дар почувствовала и поняла. Это ж надо, в четыре годочка меня усмотреть! Потому и овладела своим даром глубоко. И чего она только не умела!… — Старичок опять замотал головенкой, только теперь уже от восхищения.
— А про тебя говорила: «Внучок мой посильнее меня будет. Вот увидишь, Гаврюша…» Гаврюша — это я, меня Гаврила Егорыч кличут, — уточнил дед. — «Да?а?а. Вот увидишь, Гаврюша, в силу внук войдет — все ему подвластно будет». Я, правда, не очень в это верил, хотя она редко ошибалась. Да и то верно, что дар?то через поколение передается, а значит, и у тебя должен был быть, и не маленький. Только учить?то тебя некому было, рано бабка умерла. А без науки — какой маг. А бабка твоя умирала, все твердила: «Вот посмотришь, Гаврюша, сам все постигнет», — это она про тебя.
Вдруг старик встал на кровати, выпрямился во весь свой карликовый рост, упер руки в лампасы на трусах и грозно заорал:
— Вот я и увидал! Приносит вьюнош неразумный магическую вещь в дом, бросает ее без присмотра, а затем еще и всяких друзей приводит. Ну совсем как есть — без мозгов!
Казалось, от возмущения дед сейчас треснет по швам.
— Это хорошо, что я вовремя успел вещицу припрятать, а то был бы твой друг сейчас неизвестно где, а дитя его малое осталось бы сиротой! А жена его — краса покинутая — вдовой без вести исчезнувшего!
От возмущения старик начал притоптывать ножкой. Но меня это нисколько не напугало. Еще не до конца веря в то, что услышал, я дрожащим от радости голосом осторожно и очень вежливо переспросил:
— Позвольте, позвольте, Гаврила Егорыч, я правильно вас понял — книга цела?
Старик опять уселся, успокоился и с довольной усмешкой ответил:
— Правильно, вьюноша, ты меня понял. Цела твоя книжечка. Только побледнела очень — пора, видать, ее хозяину возвращать.
— Так где же она? — Я от нетерпения привстал на кровати.
— А там, где и была, — передразнивая меня, ответил старичок. — На столе лежит.
Я очумело опустился на свое место и перевел взгляд на стол. Книга лежала на том самом месте, на котором я ее оставил. С трудом подавив желание немедленно схватить книгу и спрятать ее куда?нибудь, я снова повернулся к своему необычному гостю.