Тут он и протрезвел.
Не обращая на меня внимания, он рванул завязки и, открыв папку, начал перебирать бумаги. Через несколько долгих секунд он поднял совершенно трезвые глаза и выдохнул:
— Все на месте! — Затем он аккуратно завязал тесемки, сунул папку к себе в стол и внимательно посмотрел на меня: — Рассказывай…
— Хм… Да вообще?то и рассказывать особенно нечего. Я пришел сегодня раньше обычного — все?таки меня неделю не было — и обнаружил в своем столе эту папку. Правда, части документов там не хватало. За утро я смог кое?что продумать и просмотреть. Я нашел, где были спрятаны недостающие документы, обнаружил, каким образом вор вошел и вышел из здания, в общем, практически вся картина мне стала ясна, кроме одного — кто служил наводчиком. Можно попробовать обдумать эту задачу, исходя из того, кто знал о существовании этой папки. Но, собственно говоря, тот звонок, который ты только что сделал, я думаю, точно укажет на, как сказал Борисик, Иуду.
— Не понял, каким образом?
— Звонил?то ты заказчику. А сказал ты ему, что вместо документов он получит кое?какие рисунки нашего Толика. Он их и получит — я сам подменил бумаги. Вот и выходит, что этот заказчик непременно решит, что его продал тебе его же «агент», больше некому. Посмотрим, кто завтра с битой мордой приползет или больничный оформит. Вот тебе и Иуда будет.
— А почему, собственно, документы тебе подложили?
— Может, случайно, может, специально. Выясним, кто против фирмы работал, — все вопросы сразу получат ответ. А пока что я тебе больше ничего сказать не могу.
— У меня есть еще несколько вопросов, но ты, пожалуй, прав, подождем до завтра. Единственно — показал бы ты, как это можно войти в здание, минуя охрану.
Я поднялся со стула и потянулся — от напряжения затекло все тело. Потом посмотрел на часы, было пятнадцать минут шестого.
— Нет. Дорога эта достаточно сложная и требует специальной подготовки. Сегодня ночью эти ребятки по ней не пойдут, будут разбираться со своим провалом, а вот на завтра нужно пригласить сварщика. А сейчас мне необходимо отчаливать, меня ожидает прекраснейшая на свете девушка. А ты, Владимир Владимирович, больше сегодня не пей, не пугай Ирочку.
Корень ухмыльнулся:
— Теперь у меня нет причины для коньяка. Так что — пьянству бой. До завтра.
Он снова достал из стола папку и начал внимательно изучать лежавшие в ней документы.
Я вышел в приемную и, улыбнувшись, сказал Ирине:
— Ириш, если ты через десять минут подашь шефу чашку крепкого черного кофе, я думаю, он будет тебе благодарен.
— Но он же… — Она недоуменно посмотрела на меня.
— Он же занят делами и ему нужна ясная голова, а значит, ему нужен кофе.
Она наконец сообразила и радостно заулыбалась. Я покинул приемную, стряхнув с себя все заботы и предвкушая интересный и содержательный вечер.
9. Проклятие
24 июля 1995 года.
Принято считать, что люди бывают везучие и невезучие. А определяется это «правилом бутерброда». Если бутерброд, который вы уронили, падает, как правило, маслом вверх, то вы человек везучий, и, соответственно, наоборот.
Мне же представляется, что всем людям на всю жизнь отпускается равное количество везения. Только один выбирает все отпущенное ему везение одним махом, а другой… У него всю жизнь бутерброды падают маслом вверх, и через два дня на третий он находит на улице чужой кошелек с парой рублей. Но разве это означает, что ему везет?…
Вернувшись на свое рабочее место, я спрятал свой кейс в старый шкаф, на то место, где пряталась Володькина папка, и, покинув родную контору, отправился к «Сказке».
На этот раз я осознанно выбрал путь через Таганскую площадь — у меня там было дело. Дотопав до площади, я направился к зданию станции метро «Таганская?кольцевая» и на располагавшемся там маленьком цветочном базарчике прикупил букет шикарных чайных роз, нежного желтовато?белого цвета.
Знаете, когда меня изредка приглашают на какое?нибудь торжество, и мне приходится покупать цветы, я чувствую себя с букетом в руках законченным дураком. Не знаю почему, но мне кажется, что все на меня оглядываются и про себя посмеиваются. По?видимому, я действительно представляю жалкое и достаточно смешное зрелище, вышагивая со спрятанным за спиной букетом или небрежно помахивая им, словно купленным для хозяйственных нужд веником.
Но на этот раз я, похоже, нашел достойный способ переноски этого изысканного груза. Не раздумывая, совершенно естественным движением я положил целлофановый сверток на согнутую в локте левую руку, так что головки роз трогательно прижались к моему плечу, и, придерживая правой туго перевязанные концы стеблей, двинулся на свое первое свидание. Я шагал через площадь, по переулку, и чувствовал себя высоким, красивым и необыкновенно гордым. Я был горд тем, что меня ожидала такая невероятно красивая, умная и нежная девушка, но внутри у меня все тряслось от страха и неуверенности в себе. Сроду я не чувствовал в себе подобной раздвоенности. Наконец я оказался у знакомой металлической лестницы, ведущей в полуподвал ресторана. Было без пяти минут шесть. Я прислонился к перилам и принялся ждать.
Дневная жара постепенно спадала, неохотно уступая место вечернему легкому ветерку. Дышалось в этом засаженном старыми деревьями переулке легко. Машины редко проезжали по нему, предпочитая широкие, многорядные улицы, так что здесь было сравнительно тихо. Я, конечно, сгорал от нетерпения, но, с другой стороны, был рад, что пришел пораньше — можно было хоть немного успокоиться и собраться с мыслями.