В середине стола стоял пустой графин. Вокруг него на столе слабо дымилось кольцо бархатно?черного пепла, а рядом валялся расколотый и оплавившийся шарик. Странник, неловко подвернув руку, неподвижно лежал рядом со столом. Я, вскочив на ноги, двинулся было к нему, но из мрака выдвинулась усатая, красноносая физиономия хозяина. Успокаивающе подняв руку, он произнес:
— Не надо его трогать, господин. Он спит, и я о нем позабочусь. Тебе тоже надо отдохнуть. Быть может, завтра вечером вы опять встретитесь.
Наклонившись, он накрыл Странника темным покрывалом и поманил меня за собой. В его ладони, как в неглубокой плошке, замерцал неизвестно откуда взявшийся огонек, разгоняя густой мрак, и я двинулся следом за ним сначала к лестнице, а затем к дверям своей комнаты. Доведя меня до дверей, Бармалей прошептал: «Спокойной ночи, господин», — смял огонек в ладони и растворился во мраке. Я толкнул дверь и вошел в комнату.
Интерлюдия
Было около четырех часов утра. Мягкий рассвет вплывал в одуревший от жары город, которому даже уходящая ночь не принесла желанной прохлады, лишь слегка умерив духоту. Москвичи забылись неглубоким утренним сном, почесывая искусанные комарами тела. На улицах и во дворах было светло, тихо и чисто. Скоро, скоро по улицам пойдут автобусы и грузовики, выбрасывая первые порции вонючего дыма, затем к ним присоединятся юркие частники, а за ними и городская индустрия начнет по силе возможности травить жителей отходами своей кипучей деятельности, обеспечивая удовлетворение их растущих потребностей. И город снова приобретет свой привычный замусоренный, замызганный, зачумленный вид бегущего не зная куда существа, начисто лишенного чувства самосохранения.
В этот чистый, светлый час по лестнице знакомого нам дома на Ташкентской улице Москвы, шаркая подошвами, торопливо спускался старик, одетый в одни старые потертые шаровары и шлепанцы на босу ногу. На площадке между третьим и четвертым этажами он задержался и внимательно осмотрел не только относительно чистый подоконник, но и давно не убиравшееся пространство за расположенной под ним батареей отопления, как будто там мог кто?то спрятаться.
— Так, — пробормотал он хрипловатым от сна голосом, — Ванька все еще не появился, гулена.
Спустившись во двор, он обогнул угол дома и вышел на перекресток к телефону?автомату. Как ни странно, тот был в рабочем состоянии. Старик нашарил в заднем кармане шаровар жетон и, швырнув его в приемную щель, быстро набрал странный восьмизначный номер. В трубке что?то пискнуло, и раздался сонный женский голос:
— Коммутатор…
— Третьего, пожалуйста, — попросил старик.
— Кто спрашивает? — поинтересовалась трубка.
— Хто, Хто — дед Пихто, — схамил дед.
— Антип, ты, что ли? — опять поинтересовалась трубка.
— Я, я. Соединяй давай, — потребовал старик.
— И что тебя ни свет ни заря по улицам носит, — заворчала трубка и добавила официально: — Соединяю.
В трубке опять запищало, а затем послышался недовольный густой баритон:
— Третий слушает.
— Антип беспокоит, — проговорил старик и, не давая собеседнику высказать свое отношение к столь раннему звонку, быстро продолжил: — Ильи нет третьи сутки.
Я что?то начинаю беспокоиться. Кот ушел вчера и тоже не вернулся. Может, вмешаться?
— Интересно, как ты себе представляешь это вмешательство? — сухо ответила трубка. — Выдернуть его нельзя, руки у нас коротки. Связи, сам знаешь, нет и быть не может. Что кот ушел — хорошо, значит, твой подопечный действует и вызывает требуемую помощь. Что ты дергаешься?
— Да, но третьи сутки пошли!
— В его распоряжении пять суток. Пять! Что ты трясешься раньше времени?
— Так никто и никогда полный срок не отбывал.
— А вот это зависит от способностей. Ты же сам, предлагая книгу для него, расписывал его способности.
— Значит, ждать?
— Ты же знаешь, что беспокоиться нечего. В крайнем случае его выкинет обратно и все. Будет парень жить по?прежнему, ничего о тебе не зная. Даже как сон вряд ли запомнит.
— Ладно, будем ждать, — и тут же с еще большей тревогой: — А если он через пять суток не вернется?
— Ты прекрасно знаешь, что он должен вернуться на пятые сутки, не позже! Если он задержится… Ну что ж, опять?таки волноваться нечего. Мои знакомые в клинике Кащенко не откажутся позаботиться о моем хорошем знакомом. Я надеюсь, что плакать по одинокому свихнувшемуся молодому человеку особенно некому? Потом отправим его в Сибирь — долечивать. — В трубке натужно закряхтели, помолчали, ожидая, не добавит ли чего?нибудь Антип, и бодрым тоном закончили: — Все, привет. Не паникуй и постарайся не звонить больше до результата.
— Привет… — задумчиво протянул старик и повесил трубку.
Он вышел из будки и глубоко вздохнул. Мимо прошелестела старенькая красная «шестерка», отработавшая, похоже, ночную смену, и снова стало тихо. Старик медленно двинулся во двор. Повернув за угол и шаркая к парадному, он вдруг краем глаза уловил промельк огромной черной тени на лестнице, ведущей в подвал, и тут же услышал придушенный крысиный писк. Когда он подбежал к лестнице, там никого не было. Только на предпоследней ступеньке темнело небольшое свежее кровавое пятно. Старик довольно улыбнулся.