— Ужинать буду в общем зале, а в комнату принесите немного молока на блюдце и большую миску свежей сметаны.
Хозяин, ничуть не удивившись, кивнул девчушке:
— Выполняй.
И опять с достоинством поклонился.
— Прошу вас, господин, за мной… — пропел тоненький нежный голосок, и девушка повернулась ко мне лицом.
Вы наверняка не раз слышали довольно избитое поэтами и фатами выражение: «Я утонул в ее глазах».
Так вот, в этот момент я понял, что оно подразумевает. Я смотрел в эти огромные, чудные темно?синие глаза и ощущал, как погружаюсь в них все глубже и глубже. Гул голосов, наполнявших зал, постепенно отдаляясь, затихал, свет начал меркнуть, принимая голубовато?зеленоватый оттенок, мои уши заложило, словно я нырнул глубоко под воду или взлетел высоко в воздух. У меня начала медленно кружиться голова.
Когда я почувствовал жжение в груди и понял, что забыл выдохнуть остатки давно использованного воздуха и вдохнуть порцию свежего, в моей голове раздался знакомый ехидный голосок:
— Закрой рот и перестань есть девчушку глазами. Как не стыдно, так бесстыдно разглядывать невинное дитя. Не забудь, что ты выглядишь как опытный тридцатилетний сердцеед!…
И тут я наконец вынырнул. Со всхлипом я втянул в себя воздух и захлопнул рот. И покраснел.
Девушка вздрогнула, моргнула, тоже слегка порозовела, быстро опустила глаза, повернулась и двинулась через зал к двери справа от стойки. Я направился за ней.
Поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж, я попыхтел, набрался смелости и спросил девчушку:
— Как тебя зовут, малышка?
— Мама назвала меня Лаэрта, но почти все мои знакомые называют меня Элли.
— И ей это имя не нравится, — тут же раздался шепоток Леди. — Если хочешь ей понравиться, называй ее Лаэрта, хотя это имя тоже не совсем ей подходит.
Тут я пожалел, что Леди не может читать мои мысли, потому что мне пришлось тихо проворчать:
— Какое же имя для нее подходит?
Девчушка оглянулась и спросила:
— Господин что?то сказал?
— Нет?нет, ничего, — смущенно пробормотал я. — И что ты все господин да господин? Меня зовут Илья и даже еще без отчества.
— А что такое — отчество? — поддержала разговор Лаэрта.
— Ну, это в тех местах, откуда я родом, в знак уважения к имени человека прибавляют еще и имя его отца, — подробно объяснил я.
— Как странно… — приостановившись, произнесла она.
— Что странно?… — живо поинтересовался я.
— Что прибавляют имя отца. Ведь мать для человека гораздо важнее. Если уж и прибавлять что?то к его имени из уважения, то скорее это должно быть имя матери. — Она улыбнулась и двинулась дальше.
— Что ж, в этом, безусловно, есть здравое зерно, — подумалось мне.
Леди между тем продолжала нашептывать мне на ухо:
— Сейчас ее надо бы было называть Фея. Просто Фея без личного имени. Она в общем?то еще до личного имени не доросла. Вот годочка через два имя ее выберет. И это будет не простое имя. Эта девчушка еще себя покажет. Впрочем, сейчас сам все увидишь.
На площадке второго этажа в продавленном кресле с потертыми подлокотниками расположился лохматый парнишка в мешковатых бурых, заляпанных пятнами, штанах и такой же замызганной курточке, надетой на голое тело. Увидав поднимающуюся по лестнице Лаэрту, он вскочил и, открыв рот, уставился на нее. Та, вздернув подбородок, от чего ее курносый маленький носик совершенно задрался вверх, произнесла тоном герцогини, вынужденной обращаться к старшему помощнику младшего лакея:
— Люк, перед входом стоит лошадь господина. Немедленно отведи ее на конюшню и проследи, чтобы о ней надлежащим образом позаботились. Багаж господина принесешь в первые президентские апартаменты. И если я еще раз увижу тебя в кресле, я с тобой буду говорить по?другому, — закончила она, проходя мимо парня. Тот, выудив откуда?то замызганную кепчонку и натянув ее на лохматую голову, молча скатился вниз по лестнице.
— Люк, между прочим, — опять зашептала Леди, — полный человек и старший брат самой Лаэрты.
Пройдя до конца коридора, Лаэрта открыла здоровенным медным ключом дверь и ввела меня в «первые президентские апартаменты».
Ими оказалась одна большая комната, посередине которой стояла огромных размеров кровать под балдахином из желтого атласа. В углу на столике стоял глиняный таз, аляповато расписанный желтыми цветами, и кувшин такой же веселой расцветки. Рядом на крюке, вбитом в стену, висело расшитое полотенце. Похоже, это было место для умывания. Я медленно обошел комнату. Она имела два окна и, поскольку она была угловой, одно из них выходило на уже знакомую мне площадь, а второе — в какой?то темный закоулок, перегороженный к тому же невысокой изгородью. Около этого окна стояло новое кожаное кресло, а в углу за дверью размещался двустворчатый шкаф.
Лаэрта внимательно наблюдала, как я осматривался, а потом пропела своим голоском, указав на незаметную дверь возле шкафа:
— Здесь уборная, господин, — и слегка покраснела.
— Хорошо, эта комната мне подходит. Если тебе несложно, прикажи, чтобы сюда принесли молоко и сметану. Я пока умоюсь.
Лаэрта присела в полупоклоне и молча вышла за дверь. А я, словно сомнамбула, двинулся за ней.
— Куда?… — остановила меня Леди. — Сказал, что будешь умываться — умывайся. И за Ванькой надо сходить.