Понедельник начинается в субботу

— Как только в ней
что-нибудь испортится, хоть одна пылинка попадет между контактами, вы
мгновенно вернетесь сюда.
— Дерзайте, молодой человек, — сказал магистр-академик. —
Расскажете нам, что же там, в будущем, ха-ха-ха…
Я взгромоздился в седло, стараясь ни на кого не глядеть и чувствуя
себя очень глупо.
— Нажимайте, нажимайте… — страстно шептал докладчик.
Я надавил на клавишу. Это было, очевидно, что-то вроде стартера.
Машина дернулась, захрюкала и стала равномерно дрожать.
— Вал погнут, — шептал с досадой Седловой. — Ну ничего,
ничего… Включайте скорость. Вот так. А теперь газу, газу…
Я дал газу, одновременно плавно выжимая сцепление. Мир стал
меркнуть. Последнее, что я услышал в зале, был благодушный вопрос
магистра-академика: «И каким же образом мы будем за ним наблюдать?..» И
зал исчез.

Глава вторая

Единственное различие между
временем и любым из трех
пространственных измерений
заключается в том, что наше
сознание движется вдоль него.

Г. Дж. Уэллс

Сначала машина двигалась скачками, и я был озабочен тем, чтобы
удержаться в седле, обвившись ногами вокруг рамы и изо всех сил цепляясь за
рулевую дугу. Краем глаза я смутно видел вокруг какие-то роскошные
призрачные строения, мутно-зеленые равнины и холодное, негреющее светило в
сером тумане неподалеку от зенита. Потом я сообразил, что тряска и скачки
происходят от того, что я убрал ногу с акселератора, мощности двигателя
(совсем как это бывает на автомобиле) не хватает, и машина, двигаясь
неравномерно, то и дело натыкается на развалины античных и средневековых
утопий. Я подбавил газу, движение сразу стало плавным, и я смог наконец
устроиться поудобнее и оглядеться.
Меня окружал призрачный мир. Огромные постройки из разноцветного
мрамора, украшенные колоннадами, возвышались среди маленьких домиков
сельского вида. Вокруг в полном безветрии колыхались хлеба. Тучные
прозрачные стада паслись на травке, на пригорках сидели благообразные
седые пастухи. Все, как один, они читали книги и старинные рукописи.
Потом рядом со мной возникли два прозрачных человека, встали в позы и
начали говорить. Оба они были босы, увенчаны венками и закутаны в
складчатые хитоны. Один держал в правой руке лопату, а в левой сжимал
свиток пергамента. Другой опирался на киркомотыгу и рассеянно играл
огромной медной чернильницей, подвешенной к поясу.

Другой опирался на киркомотыгу и рассеянно играл
огромной медной чернильницей, подвешенной к поясу. Говорили они строго
по очереди и, как мне сначала показалось, друг с другом. Но очень скоро
я понял, что обращаются они ко мне, хотя ни один из них даже не взглянул
в мою сторону. Я прислушался. Тот, что был с лопатой, длинно и монотонно
излагал основы политического устройства прекрасной страны, гражданином
коей он являлся. Устройство было необычайно демократичным, ни о каком
принуждении граждан не могло быть и речи (он несколько раз с особым
ударением это подчеркнул), все были богаты и свободны от забот, и даже
самый последний землепашец имел не менее трех рабов. Когда он
останавливался, чтобы передохнуть и облизать губы, вступал тот, что с
чернильницей. Он хвастался, будто только что отработал свои три часа
перевозчиком на реке, не взял ни с кого ни копейки, потому что не знает,
что такое деньги, а сейчас отправляется под сень струй предаться
стихосложению.
Говорили они долго — судя по спидометру, в течение нескольких лет,
— а потом вдруг сразу исчезли, и стало пусто. Сквозь призрачные здания
просвечивало неподвижное солнце. Неожиданно невысоко над землей медленно
проплыли тяжелые летательные аппараты с перепончатыми, как у
птеродактилей, крыльями. В первый момент мне показалось, что все они
горят, но затем я заметил, что дым у них идет из больших конических
труб. Грузно размахивая крыльями, они летели надо мной, посыпалась зола,
и кто-то уронил на меня сверху суковатое полено.
В роскошных зданиях вокруг меня начали происходить какие-то
изменения. Колонн у них не убавилось, и архитектура осталась по-прежнему
роскошной и нелепой, но появились новые расцветки, и мрамор, по-моему,
сменился каким-то более современным материалом, а вместо слепых статуй и
бюстов на крышах возникли поблескивающие устройства, похожие на антенны
радиотелескопов. Людей на улицах стало больше, появилось огромное
количество машин. Исчезли стада с читающими пастухами, однако хлеба все
колыхались. Я нажал на тормоз и остановился.
Оглядевшись, я понял, что стою с машиной на ленте движущегося
тротуара. Народ вокруг так и кишел — самый разнообразный народ. В
большинстве своем, правда, эти люди были какие-то нереальные; гораздо
менее реальные, чем могучие, сложные, почти бесшумные механизмы. Так
что, когда такой механизм случайно наезжал на человека, столкновения не
происходило. Машины меня мало заинтересовали, наверное, потому, что на
лобовой броне каждой сидел вдохновенный до полупрозрачности
изобретатель, пространно объяснявший устройство и назначение своего
детища. Изобретателей никто не слушал, да они, кажется, ни к кому в
особенности и не обращались.
На людей смотреть было интереснее. Я увидел здоровенных ребят в
комбинезонах, ходивших в обнимку, чертыхавшихся и оравших немелодичные
песни на плохие стихи.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74