И
вот теперь — щука, кот Василий и даже зеркало. Впрочем, неодушевленные
предметы как раз разговаривают часто. И между прочим, это соображение
никогда не пришло бы в голову, скажем, моему прадеду. С его, прадеда,
точки зрения, говорящий кот — вещь куда менее фантастическая, нежели
деревянный полированный ящик, который хрипит, воет, музицирует и говорит
на многих языках. С котом тоже более или менее ясно. А вот как
разговаривает щука? У щуки нет легких. Это верно. Правда, у нее должен
быть плавательный пузырь, функция коего, как мне известно, ихтиологам
еще не окончательно ясна. Мой знакомый ихтиолог Женька Скоромахов
полагает даже, что эта функция неясна совершенно, и, когда я пытаюсь
аргументировать доводами из брошюрок общества «Знание», Женька рычит и
плюется. Совершенно утрачивает присущий ему дар человеческой речи… У
меня такое впечатление, что о возможностях животных мы знаем пока еще
очень мало. Только недавно выяснилось, что рыбы и морские животные
обмениваются под водой сигналами. Очень интересно пишут о дельфинах.
Или, скажем, обезьяна Рафаил. Это я сам видел. Разговаривать она,
правда, не умеет, но зато у нее выработали рефлекс: зеленый свет —
банан, красный свет — электрический шок. И все было хорошо до тех пор,
пока не включили красный и зеленый свет одновременно. Тогда Рафаил повел
себя так же, как Женька, например. Он страшно обиделся. Он кинулся к
окошечку, за которым сидел экспериментатор, и принялся, визжа и рыча,
плеваться в это окошечко. И вообще есть анекдот — одна обезьяна говорит
другой: «Знаешь, что такое условный рефлекс? Это когда зазвонит звонок,
и все эти квазиобезьяны в белых халатах побегут к нам с бананами и
конфетами». Конечно, все это чрезвычайно непросто. Терминология не
разработана. Когда в этих условиях пытаешься решать вопросы, связанные с
психикой и потенциальными возможностями животных, чувствуешь себя
совершенно бессильным. Но с другой стороны, когда тебе дают, скажем, ту
же систему интегральных уравнений типа звездной статистики с
неизвестными функциями под интегралом, то самочувствие не лучше. А
поэтому главное — думать. Как Паскаль: «Будем же учиться хорошо мыслить
— вот основной принцип морали».
Я вышел на проспект Мира и остановился, привлеченный необычным
зрелищем. По мостовой шел человек с детскими флажками в руках. За ним,
шагах в десяти, с натужным ревом медленно полз большой белый МАЗ с
гигантским дымящимся прицепом в виде серебристой цистерны. На цистерне
было написано «Огнеопасно», справа и слева от нее так же медленно
катились красные пожарные «газики», ощетиненные огнетушителями. Время от
времени в ровный рев двигателя вмешивался какой-то новый звук, неприятно
леденивший сердце, и тогда из люков цистерны вырывались желтые языки
пламени. Лица пожарных под нахлобученными касками были мужественны и
суровы.
Лица пожарных под нахлобученными касками были мужественны и
суровы. Вокруг кавалькады тучей носились ребятишки. Они пронзительно
вопили: «Тилили-тилили, а дракона повезли!» Взрослые прохожие опасливо
жались к заборам. На их лицах было написано явственное желание уберечь
одежду от возможных повреждений.
— Повезли родимого, — произнес у меня над ухом знакомый скрипучий
бас.
Я обернулся. Позади стояла, пригорюнившись, Наина Киевна с
кошелкой, наполненной синими пакетами сахарного песку.
— Повезли, — повторила она. — Каждую пятницу возят…
— Куда? — спросил я.
— На полигон, батюшка. Все экспериментируют… Делать им больше
нечего.
— А кого повезли, Наина Киевна?
— То есть как это — кого? Сам не видишь, что ли?..
Она повернулась и пошла прочь, но я догнал ее.
— Наина Киевна, вам тут телефонограмму передали.
— Это от кого же?
— От Ха Эм Вия.
— А насчет чего?
— У вас слет какой-то сегодня, — сказал я, пристально глядя на
нее. — На Лысой Горе. Форма одежды — парадная.
Старуха явно обрадовалась.
— Вправду? — сказала она. — Вот хорошо-то!.. А где
телефонограмма?
— В прихожей на телефоне.
— А насчет членских взносов там ничего не говорится? — спросила
она, понизив голос.
— В каком смысле?
— Ну, что, мол, надлежит погасить задолженность с одна тысяча
семьсот… — Она замолчала.
— Нет, — сказал я. — Ничего такого не говорилось.
— Ну и хорошо. А с транспортом как? Машину подадут или что?
— Дайте я вам кошелку поднесу, — предложил я.
Старуха отпрянула.
— Это тебе зачем? — спросила она подозрительно. — Ты это оставь
— не люблю… Кошелку ему!.. Молодой, да, видно, из ранних…
«Не люблю старух»,— подумал я.
— Так как же с транспортом? — повторила она.
— За свой счет, — сказал я злорадно.
— Ах, скопидомы! — застонала старуха. — Метлу в музей забрали,
ступу не ремонтируют, взносы дерут по пять рубликов на ассигнации, а на
Лысую гору за свой счет! Счет-то не малый, батюшка, да пока такси
ждет…
Бормоча и кашляя, она отвернулась от меня и пошла прочь. Я потер
руки и тоже пошел своей дорогой. Мои предположения оправдывались. Узел
удивительных происшествий затягивался все туже. И стыдно признаться, но
это казалось мне сейчас более интересным, чем даже моделирование
рефлекторной дуги.
На проспекте Мира было уже пусто. У перекрестка крутилась стая
ребятишек — играли, по-моему, в чижа.