.. В
самом деле, какая фантазия могла бы вдохновиться диваном?..
Вернувшись в комнату, я сразу увидел маленького человечка. Он сидел
на печке под потолком, скорчившись в очень неудобной позе. У него было
сморщенное небритое лицо и серые волосатые уши.
— Здравствуйте, — сказал я утомленно.
Маленький Человечек страдальчески скривил длинные губы.
— Добрый вечер, — сказал он. — Извините, пожалуйста, занесло
меня сюда — сам не понимаю как… Я насчет дивана.
— Насчет дивана вы опоздали, — сказал я, садясь к столу.
— Вижу, — тихо сказал Человечек и неуклюже заворочался.
Посыпалась известка.
Я курил, задумчиво его разглядывая. Маленький Человечек неуверенно
заглядывал вниз.
— Вам помочь? — спросил я, делая движение.
— Нет, спасибо, — сказал Человечек уныло. — Я лучше сам…
Пачкаясь в мелу, он подобрался к краю лежанки и, неловко
оттолкнувшись, нырнул головой вниз. У меня екнуло внутри, но он повис в
воздухе и стал медленно опускаться, судорожно растопырив руки и ноги.
Это было не очень эстетично, но забавно. Приземлившись на четвереньки,
он сейчас же встал и вытер рукавом мокрое лицо.
— Совсем старик стал, — сообщил он хрипло. — Лет сто назад или,
скажем, при Гонзасте за такой спуск меня лишили бы диплома, будьте
уверены, Александр Иванович.
— А что вы кончали? — осведомился я, закуривая вторую сигарету.
Он не слушал меня. Присев на табурет напротив, он продолжал
горестно:
— Раньше я левитировал, как Зекс. А теперь, простите, не могу
вывести растительность на ушах. Это так неопрятно… Но если нет
таланта? Огромное количество соблазнов вокруг, всевозможные степени,
звания, а таланта нет! У нас многие обрастают к старости. Корифеев это,
конечно, не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо
или, скажем, товарищ Киврин Федор Симеонович… Никаких следов
растительности! — Он торжествующе посмотрел на меня. — Ни-ка-ких!
Гладкая кожа, изящество, стройность…
— Позвольте, — сказал я. — Вы сказали — Джузеппе Бальзамо… Но
это то же самое, что граф Калиостро! А по Толстому, граф был жирен и
очень неопрятен на вид…
Маленький человечек с сожалением посмотрел на меня и снисходительно
улыбнулся.
— Вы просто не в курсе дела, Александр Иванович, — сказал он. —
Граф Калиостро — это совсем не то же самое, что великий Бальзамо.
Это… Как бы вам сказать… Это не очень удачная его копия. Бальзамо в
юности сматрицировал себя. Он был необычайно, необычайно талантлив, но
вы знаете, как это делается в молодости… Побыстрее, посмешнее —
тяп-ляп, и так сойдет… Да-с… Никогда не говорите, что Бальзамо и
Калиостро — это одно и то же.
.. Да-с… Никогда не говорите, что Бальзамо и
Калиостро — это одно и то же. Может получиться неловко.
Мне стало неловко.
— Да, — сказал я. — Я, конечно, не специалист. Но… Простите за
нескромный вопрос, но при чем здесь диван? Кому он понадобился?
Маленький Человечек вздрогнул.
— Непростительная самонадеянность, — сказал он громко и поднялся.
— Я совершил ошибку и готов признаться со всей решительностью. Когда
такие гиганты … А тут еще наглые мальчишки… — Он стал кланяться,
прижимая к сердцу бледные лапки. — Прошу прощения, Александр Иванович,
я вас так обеспокоил… Еще раз решительно извиняюсь и немедленно вас
покидаю. — Он приблизился к печке и боязливо поглядел наверх. — Старый
я, Александр Иванович, — сказал он, тяжело вздохнув. — Старенький…
— А может быть, вам было бы удобнее… через… э-э… Тут перед
вами приходил один товарищ, так он воспользовался.
— И-и, батенька, так это же был Кристобаль Хунта! Что ему —
просочиться через канализацию на десяток лье… — Маленький Человечек
горестно махнул рукой. — Мы попроще… Диван он с собой взял или
трансгрессировал?
— Н-не знаю, — сказал я. — Дело-то в том, что он тоже опоздал.
Маленький Человечек ошеломленно пощипал шерсть на правом ухе.
— Опоздал? Он? Невероятно… Впрочем, разве можем мы с вами об
этом судить? До свидания, Александр Иванович, простите великодушно.
Он с видимым усилием прошел сквозь стену и исчез. Я бросил окурок в
мусор на полу. Ай да диван! Это тебе не говорящая кошка. Это что-то
посолиднее — какая-то драма. Может быть, даже драма идей. А ведь
пожалуй, придут еще… Опоздавшие. Наверняка придут. Я посмотрел на
мусор. Где это я видел веник?
Веник стоял рядом с кадкой под телефоном. Я принялся подметать пыль
и мусор, и вдруг что-то тяжело зацепило за веник и выкатилось на
середину комнаты. Я взглянул. Это был блестящий продолговатый цилиндрик
величиной с указательный палец. Я потрогал его веником. Цилиндрик
качнулся, что-то сухо затрещало, и в комнате запахло озоном. Я бросил
веник и поднял цилиндр. Он был гладкий, отлично отполированный и теплый
на ощупь. Я пощелкал по нему ногтем, и он снова затрещал. Я повернул
его, чтобы осмотреть с торца, и в ту же секунду почувствовал, что пол
уходит у меня из-под ног. Все перевернулось перед глазами. Я пребольно
ударился обо что-то пятками, потом плечом и макушкой, выронил цилиндр и
упал. Я был здорово ошарашен и не сразу понял, что лежу в узкой щели
между печью и стеной. Лампочка над головой раскачивалась, и, подняв
глаза, я с изумлением обнаружил на потолке рубчатые следы своих ботинок.
Кряхтя, я выбрался из щели и осмотрел подошвы. На подошвах был мел.
— Однако, — подумал я вслух. — Не просочиться бы в
канализацию!..
Я поискал глазами цилиндрик.