.. Штаны… Без ботинок… Он! Это он.
Призрак исчез.
— Да нет же, это не тот, — сказал сержант Ковалев. — Тот был
молодой, без бороды…
— Без бороды? — переспросил Модест. Он был сильно сконфужен.
— Без бороды, — подтвердил Ковалев.
— М-да… — сказал Модест.
— А по-моему, у него была борода…
— Так я вручаю вам повестку, — сказал юный Ковалев и протянул
Модесту листок бумаги казенного вида. — А вы уж сами разбирайтесь со
своим Приваловым и со своей Горыныч…
— А я вам говорю, что это не наш пятак! — заорал Модест. — Я про
Привалова ничего не говорю, может быть, Привалова и вообще нет как
такового… Но товарищ Горыныч наша сотрудница!..
Юный Ковалев, прижимая руки к груди, пытался что-то сказать.
— Я требую разобраться немедленно! — орал Модест. — Вы мне это
прекратите, товарищи милиция! Данная повестка бросает тень на весь
коллектив! Я требую, чтобы вы убедились!
— У меня приказ… — начал было Ковалев, но Модест с криком: «Вы
это прекратите! Я настаиваю!» — бросился на него и поволок из комнаты.
— В музей повлек, — сказал Роман. — Саша, где ты? Снимай кепку,
пойдем посмотрим…
— Может, лучше не снимать? — сказал я.
— Снимай, снимай, — сказал Роман. — Ты теперь фантом. В тебя
теперь никто не верит — ни администрация, ни милиция…
Корнеев сказал:
— Ну, я пошел спать. Саша, ты приходи после обеда. Посмотришь наш
парк машин и вообще…
Я снял кепку.
— Вы это прекратите, — сказал я. — Я в отпуске.
— Пойдем, пойдем, — сказал Роман.
В прихожей Модест, вцепившись одной рукой в сержанта, другой
отпирал мощный висячий замок. «Сейчас я вам покажу наш пятак! — кричал
он. — Все заприходовано… Все на месте». — «Да я ничего не говорю, —
слабо защищался Ковалев. — Я только говорю, что пятаков может быть не
один…» Модест распахнул дверь, и мы все вошли в обширное помещение.
Это был вполне приличный музей — со стендами, диаграммами,
витринами, макетами и муляжами. Общий вид более всего напоминал музей
криминалистики: много фотографий и неаппетитных экспонатов. Модест сразу
поволок сержанта куда-то за стенды, и там они вдвоем загудели как в
бочку: «Вот наш пятак…» — «А я ничего и не говорю…» — «Товарищ
Горыныч…» — «А у меня приказ!..» — «Вы мне это прекратите!..»
— Полюбопытствуй, полюбопытствуй, Саша, — сказал Роман, сделал
широкий жест и сел в кресло у входа.
Я пошел вдоль стены. Я ничему не удивлялся.
Я ничему не удивлялся. Мне было просто
интересно. «Вода живая. Эффективность 52%. Допустимый осадок 0,3»
(старинная прямоугольная бутыль с водой, пробка залита цветным воском).
«Схема промышленного добывания живой воды». «Макет живоводоперегонного
куба». «Зелье приворотное Вешковского-Траубенбаха» (аптекарская баночка
с ядовито-желтой мазью). «Кровь порченая обыкновенная» (запаянная ампула
с черной жидкостью). Над всем этим стендом висела табличка: «Активные
химические средства. ХII-ХVIII вв.». Тут было еще много бутылочек,
баночек, реторт, ампул, пробирок, действующих и недействующих моделей
установок для возгонки, перегонки и сгущения, но я пошел дальше.
«Меч-кладенец» (очень ржавый двуручный меч с волнистым лезвием,
прикован цепью к железной стойке, витрина тщательно опечатана). «Правый
глазной (рабочий) зуб графа Дракулы Задунайского» (я не Кювье, но, судя
по этому зубу, граф Дракула Задунайский был человеком весьма странным и
неприятным). «След обыкновенный и след вынутый. Гипсовые отливки»
(следы, по-моему, не отличались друг от друга, но одна отливка была с
трещиной). «Ступа на стартовой площадке. IХ век» (мощное сооружение из
серого пористого чугуна). «Змей Горыныч, скелет, 1/25 нат. вел.» (похоже
на скелет диплодока с тремя шеями). «Схема работы огнедышащей железы
средней головы». «Сапоги-скороходы гравигенные, действующая модель»
(очень большие резиновые сапоги). «Ковер-самолет гравизащитный.
Действующая модель» (ковер примерно полтора на полтора, с черкесом,
обнимающим младую черкешенку на фоне соплеменных гор).
Я дошел до стенда «Развитие идеи философского камня», когда в зале
вновь появились сержант Ковалев и Модест Матвеевич. Судя по всему, им
так и не удалось сдвинуться с мертвой точки. «Вы это прекратите», —
вяло говорил Модест. «У меня приказ», — так же вяло ответствовал
Ковалев. «Наш пятак на месте…» — «Вот пусть старуха явится и даст
показания…» — «Что же мы, по-вашему, фальшивомонетчики?..» — «А я
этого и не говорил…» — «Тень на весь коллектив…» — «Разберемся…»
Ковалев меня не заметил, а Модест остановился, мутно осмотрел с головы
до ног, а затем поднял глаза, вяло прочитал вслух: «Го-мунку-лус
лабораторный, общий вид», — и пошел дальше.
Я двинулся за ним, предчувствуя нехорошее. Роман ждал нас у дверей.
— Ну как? — cпросил он.
— Безобразие, — вяло сказал Модест. — Бюрократы.
— У меня приказ, — упрямо повторил сержант Ковалев уже из
прихожей.
— Ну, выходите, Роман Петрович, выходите, — сказал Модест,
позвякивая ключами.
Роман вышел. Я сунулся было за ним, но Модест
остановил меня.
— Я извиняюсь, — сказал он. — А вы куда?
— Как — куда? — cказал я упавшим голосом.
— На место, на место идите.
— На какое место?
— Ну, где вы там стоите? Вы, извиняюсь, это… хам-мункулус? Ну и
стойте, где положено…
Я понял, что погиб. И я бы наверное погиб, потому что Роман,
по-видимому, тоже растерялся, но в эту минуту в прихожую с топотом и
стуком ввалилась Наина Киевна, ведя на веревке здоровенного черного
козла. При виде сержанта милиции козел взмемекнул дурным голосом и
рванулся прочь. Наина Киевна упала. Модест кинулся в прихожую, и
поднялся невообразимый шум. С грохотом покатилась пустая кадушка. Роман
схватил меня за руку и, прошептав: «Ходу, ходу!..», бросился в мою
комнату. Мы захлопнули за собой дверь и навалились на нее, тяжело дыша.
В прихожей кричали: — Предъявите документы!
— Батюшки, да что же это!
— Почему козел? Почему в помещении козел?
— Мэ-э-э-э-э…
— Вы это прекратите, здесь не пивная!
— Не знаю я ваших пятаков и не ведаю!
— Мэ-э-э!..
— Гражданка, уберите козла!
— Прекратите, козел заприходован!
— Как заприходован?
— Это не козел! Это наш сотрудник!
— Тогда пусть предъявит!..
— Через окно — и в машину! — приказал Роман.
Я схватил куртку и выпрыгнул в окно. Из-под ног моих с мявом
шарахнулся кот Василий. Пригибаясь, я подбежал к машине, распахнул
дверцу и вскочил за руль. Роман уже откатывал воротину. Мотор не
заводился. Терзая стартер, я увидел, как дверь избы распахнулась, из
прихожей вылетел черный козел и гигантскими прыжками помчался прочь
куда-то за угол. Мотор взревел. Я развернул машину и вылетел на улицу.
Дубовая воротина с треском захлопнулась. Роман вынырнул из калитки и с
размаху сел рядом со мной.
— Ходу! — сказал он бодро. — В центр!
Когда мы поворачивали на проспект Мира, он спросил:
— Ну, как тебе у нас?
— Нравится, — сказал я. — Только очень шумно.
— У Наины всегда шумно, — сказал Роман. — Вздорная старуха. Она
тебя не обижала?
— Нет, — сказал я. — Мы почти и не общались.
— Подожди-ка, — сказал Роман. — Притормози.
— А что?
— А вон Володька идет. Помнишь Володю?
Я затормозил. Бородатый Володя влез на заднее сиденье и, радостно
улыбаясь, пожал нам руки.