— А дальше? — затаив дыхание, поинтересовался Иван.
Вдруг он сейчас увидит подтверждение удивительного рассказа. Не мог же пекарь не сохранить хоть кусочек крокодильей туши. Чтоб потом хвастаться перед знакомыми и такими вот, как Иван, заезжими гостями.
— Увы, — развел руками Кандыбин. — Только што вытащить на берег и успел. Уже и в свои ворота тварь начал затаскивать, как откуда ни возьмись, объявилось двое монахов.
У Ивана сразу испортилось настроение. Он уже догадался, что воспоследовало дальше.
— И как только узрели, ума не приложу? — пожимал плечами Василий Иванович. — Словно специально за рекой следили, как бы чуя нечто подобное. Или не один я сподобился и еще такие же гады в нашей реке о ту же пору объявлялись?
Налил себе рюмку и промочил горло.
— Одним словом, отобрали они у меня мою добычу.
— Одним словом, отобрали они у меня мою добычу.
— И вы так просто отдали? — усомнился поэт, глядя на мощную кандыбинскую стать и припоминая облик юных святых братьев Козьмы и Дамиана.
Хлипковаты будут по сравнению с Василием Иванычем.
— Нешто я с монахами драться на кулаках стану? — обиделся пекарь. — Мы ж не нехристи какие. Да и грамотка у них от владыки имелась…
«Вот оно что!»
— Что за грамота?
— Да такая, хитрая. Прямо ничего не прописано, а сказано, штоб не чинили оным честным братьям Козьме да Дамиану никаких препон в благом богоугодном деле искоренения мерзостей антихристовых, — чуть ли не по памяти процитировал Кандыбин.
Знать, глубоко в сердце запало требование преосвященного Варсонофия, и не один раз перечитал он ту грамоту, пока расстался с необычным своим уловом.
Но это ж, право, святая дружина какая-то. Чисто тебе гишпанская инквизиция. Ну и делишки же творятся в глухой провинции российской.
— Вот это все лишь мне и осталось, — указал на стол пряничных дел мастер. — Откушайте, сударь.
— Да я уж и так у вас изрядно загостился, — прижал руку к сердцу Ваня. — Пора и честь знать.
— Жаль, ой жаль, что Великий пост, — снова повторил Кандыбин, выпроваживая нечаянного гостя с честью до самых ворот. — А то б мы с вами… — Он заговорщицки подмигнул. — Но, даст бог, вы у нас еще погостите. Так что при случае милости прошу в гости.
— Непременно, — пообещал поэт.
Как оказалось, гостеприимный Василий Иванович велел заложить для него свои собственные сани, чтоб доставить понравившегося ему обходительного и разумного молодого человека прямо в «Лондон». На пол кибитки были уложены два куля с гостинцами. Тот, что побольше, — для свояка, меньший — Ивану.
— Там прянички, — шевелились густые брови. — Не побрезгуйте подарком.
— Благодарю покорно, милостивый государь!
Когда уже поворачивали на мост, господин копиист заприметил две черные мальчишечьи фигуры, поспешно скрывшиеся в ближайшей подворотне.
«Ну-ну!» — подумалось.
Не дремлет владыкина стража. И как только везде поспевает?
Глава 13
УБИЙСТВО СВИДЕТЕЛЯ
Москва, апрель 2006 г.
— На сколько, как думаешь, мы опоздали? — осведомился Вадим.
Борисыч вздохнул, комкая в руках старомодную кепку.
— Часов на пять… хотя какая теперь разница!
Они находились в большой светлой комнате, являвшей собой нечто среднее между кабинетом, маленьким выставочным залом и роскошной гостиной.
Строгая мебель темного дуба, светлый, идеально отлакированный паркет, картины на стенах, шкафы и витрины вдоль стен. В одних посуда, в других — книги.
Вадим подошел к одному из шкафов, пробежал взглядом по названиям на корешках.
«Ars Diaboli», «Destructor omnium rerum», «Disertazioni sopra leapparizioni de'spiriti e diavoli», «De origine, moribus et rebus gestis Satanae» …
Ни французского с итальянским, ни тем более латыни он не знал, но слова «дьявол» и «Сатана» в переводе не нуждались.
Все это были старинные трактаты по магии и демонологии.
Почти такие же книги майор видел две недели назад в доме замоченного мага.
Но если книгохранилище Монго производило впечатление какой-нибудь библиотеки замка Синей Бороды, то тут жуткие древние тома благолепно были упрятаны в чопорный старинный книжный шкаф, отчего словно лишались мрачной своей силы.
И кабинет Отто Янисовича Гроссмана был обширный и светлый.
Да и в самом хозяине ничего такого не было.
Лет пятьдесят: лысоватый, худой, вид респектабельный, можно сказать — подозрительно респектабельный. Антиквар, барон и темная личность… Облаченный в дорогой костюм и домашние туфли, а не какие-нибудь вульгарные тапки.
Все — с печатью той неброской галантной роскоши, по которой узнаются по-настоящему богатые люди.
Он как будто отдыхал в кресле, полуприкрыв глаза. И рукоять клинка, торчавшая из груди, не сразу бросалась в глаза на черном фоне дорогого костюма. Закоченевшая рука лежала на эфесе слоновой кости.
Вадим отвернулся от покойника, пробежал взглядом по фарфору и старинным клинкам в застекленных витринах, по картинам, подернутым патиной времени.
— Вадим Петрович, взгляните, — позвал его из другой комнаты Зайцев.
Оба майора, не сговариваясь, двинулись на голос.
Лейтенант стоял перед раскрытым чемоданом фасона «мечта оккупанта», изучая его содержимое.
Савельев заглянул через плечо — и еле удержал отвисшую челюсть.