Девичьи игрушки

Вокруг послышался ропот и охи.

Длинный старик в парике с интересом следил за кочетом, не забывая при этом набожно класть мелкие кресты.

Отец Семен продолжал свой праведный труд:

— Вонмем!

Петух, будучи по природе своей самым что ни на есть безбожником, меж тем вплотную приблизился к слуге Господню, распластал крылья и, высоко подпрыгнув, приложился клювом к пышному заду священнослужителя.

Отец Семен от неожиданности присел и повернул к прихожанам перепуганное лицо. В народе, сколько позволяло приличие, раздались смешки. Ваня тоже не удержался и громко прыснул.

Чья-то рука, пребольно схватив за ухо, выволокла мальчика из храма на свет божий.

— Ты что ж это делаешь, охальник? — раздался над головой скрипучий старческий голос.

Паренек вырвался из клешней. Потирая пылающее огнем ухо, поднял голову.

Ферт! Вот привязался же.

Старик смотрел на озорника. В желтых, выцветших, как и его камзол, глазах не было гнева или осуждения. Одно любопытство.

— И сачем ты это сделал? — поинтересовался.

С чего бы это я должен ему все выкладывать, подумалось малышу. Однако какая-то непонятная сила заставила тут же поведать вопрошавшему, отчего да почему он совершил озорство.

— Теперь Петьку в щи отпра-авят… — заревел Ваня, закончив рассказ.

— Ну-ну, перестань, — погладил его по голове старик и протянул кружевной надушенный платок. — Такой большой мальшик.

Ага, большой. Только-только четыре годочка и минуло.

Паренек смачно высморкался и вернул носовик худосочному. Тот брезгливо принял кусок материи двумя пальцами, унизанными золотыми перстнями с большими камнями, подержал на весу да и выбросил в близлежащий сугроб.

Вот чудак. Надобно будет подобрать. Потом.

— Сначит, каваришь, отцу решил помочь? — с легким иноземным акцентом молвил новый знакомый.

Ваня кивнул и снова шмыгнул носом.

— Хм, хм! Надобно будет расскасать Белинде!

Старик взял мальчика за плечи и, притянув вплотную к себе, впился взглядом ему в глаза. Лицо с впалыми щеками густо напудрено, и все равно можно было разглядеть на нем старые шрамы, словно от ожогов.

Из его рта дурно пахло, и Ванюшка попытался отстраниться.

Не вышло. Ферт вцепился в него намертво. Да еще и мурлыкал себе под нос странную песенку:

Marlbrough s'en va-t-en guerre,

Mironton, mironton, mirontaine…

Длился осмотр пару минут, показавшихся бесконечными.

— Прошивет грешно и умрет смешно… — пробормотал себе под нос худосочный и наконец отпустил добычу.

Развернулся и медленно пошел к расписному рыдвану, стоявшему неподалеку от церкви. С облучка мигом соскочил ражий молодец и услужливо распахнул перед стариком дверцу. Тот немного замешкался, что-то сказал своему служителю, вяло махнув рукой в сторону стоявшего столбом Вани. Кучер внимательно посмотрел на мальчика, кивнул и ответил худосочному на чужеземном наречии.

Мужчина в смешном парике уселся в рыдван.

Взмах кнута…

И только ледяные брызги прыснули из-под полозьев.

Погодив чуток, Ванятка подобрал выброшенный чудным стариком платок. Надобно будет маменьке подарить. Авось и минется.

Не минулось.

Досталось тощему Ванюшкину заду по первое число. И за озорство, и за глупость (ишь, чего удумал, щенок, красного петуха отцу подпустить!). Да и за кружевную тряпицу (не болтай с кем ни попадя!).

В общем, сек тятенька, пока розга в руке не сломалась. Вторую брать не стал. Поглядел на баловника, вздохнул тяжко и истово перекрестился на икону Богоматери Казанской.

— Оборони и наставь, Заступница…

— Трапезничать идите, мужички! — позвала опасливо матушка.

Отец Семен приобнял всхлипывающего сына за плечи, прижал к себе. Уже было поуспокоившийся Ванятка от тятенькиной ласки разнежился и снова залился белугой.

— Ну будет, будет ужо… — шмыгнул носом иерей, поднимая мальчика на руки.

Прошел к столу, уселся на лавку, не спуская ребенка с колен. Знал, что сидеть сынку на жестком дереве сейчас несподручно.

— Болит? — спросил участливо.

— О-ой, бо-олит… — загнусавил Ваня.

— А ты не балуй впредь. Не станешь?

— Не-эт!

— Bene.

Рука батюшки потянулась к штофу с анисовкой. Налил рюмочку.

— Спаси, Господи!

Откушал.

Тут же налил и вторую, теперь не забыв наполнить другую рюмку — для супруги.

Тут же налил и вторую, теперь не забыв наполнить другую рюмку — для супруги. Правда, не водкой, а сладкой наливочкой.

На столе появилась огромная посудина с горячими щами.

— Кланяюсь тебе, батька, виновником! — пропела попадья, протягивая иерею глиняную дымящуюся миску.

Из нее торчала жирная петушиная нога.

— Bene! — кивнул священник, берясь за ложку.

Горло Вани перехватило, в носу защипало.

— Пе-этя!

И слезы ручьем из обоих глаз. Сердобольная сестрица кинулась было утешать младшенького, но тятя сурово глянул на нее — не балуй.

В двери громко и требовательно постучали.

— Кого еще там нелегкая на ночь глядючи несет? — недовольно окрысился отец Семен и обратился к дочери: — Поди глянь.

Девочка белкой метнулась в сени. Там долго возилась с щеколдой. Потом о чем-то с кем-то негромко перемолвилась. Вскрикнула, всплеснула руками.

Иерей насторожился.

Его тревога усилилась, когда он увидел, что порог горницы переступил совершенно незнакомый человек, одетый в ливрею с галунами.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136