— Да уж, — не нашелся что ответить поэт.
— И все ж я благодарен Господу за то, что довелось все это пережить, — стал одной ногою на ступеньку кареты барон. — За то, что я встретился с вами и…
Кивок в сторону окна с профилем.
— Ах да! — спохватился Барков. — У меня ведь и для вас есть подарок! Держите!
Протянул нечто большое, покрытое платком.
— Что это? — заинтересовался барон.
— Всего-навсего наш с вами спаситель! — сдернул покрывало Ваня.
Marlbr-rough s'en va-t-en guerre,
Ne sait quand r-reviendr-ra!..
— Благодарю! — расчувствовался бывший в-ский пристав. — Но пускай он лучше достанется ей. Мне и Книги довольно.
— Ладно… — пожал плечами господин копиист. — Вам виднее…
…- Ладно… — Лицо Приапа стало прежним: серьезным и непроницаемым. — Записке твоей я, разумеется, ходу не дам. Ибо наврано там столько, что за год лопатой не разгребешь. Надо же! Люди, выходящие из черных зеркал и как две капли воды схожие с императрицей, великим князем со княгинею… Горазд же ты, братец, огород городить. Небось, как всегда, с пьяных глаз писал?
— Нет, — словно черт дернул Ивана за язык. — Я точно это видел…
— Что-о? — с усмешкой протянул Шувалов. — Что видел-то, Ваня? Гекату эту твою с Плутоном? Аль еще какое идолище филистимлянское? Еще апостолом Павлом сказано, что боги языческие поганые — суть лишь имя, пустой звук, выдумка темных людей, истинной веры не знавших. Да и были бы если боги некие, так усохли давно, без жертв да поклонений. В мышей каких обратились аль в домовых…
Глава Тайной канцелярии добродушно усмехался, глядя на поэта.
И теперь уже господин копиист каким-то чудом непонятным прочел мысли, желания этого человека — владыки его живота и смерти.
А ведь Шувалов и в самом деле отчего-то не хотел чинить ему зла. Не хотел ни бросать его в подвал, к дыбе и «кобыле», ни ссылать в монастырский застенок, откуда если и выйдешь, то иссохшим стариком годы и годы спустя.
«Ну окстись же, братец, — увещевали его глаза. — Не понуждай меня к злу. И без того перед Иисусом не знаю, как оправдаюсь!»
Ивану вдруг захотелось плакать.
— Ты это, — вдруг посуровел граф.
И без того перед Иисусом не знаю, как оправдаюсь!»
Ивану вдруг захотелось плакать.
— Ты это, — вдруг посуровел граф. — Особо не болтай языком про все эти дела. Потому как ежели дойдет до тех, до кого не след, то… сам знаешь, поношение особ царствующих да волхования всякие. Хотя, конечно, и не казнят у нас смертью даже душегубцев-воров теперь, только вот ведь какая печаль: сам видишь, новые времена приходят — и как оно там будет, неведомо…
Неопределенно повел плечами.
— К тому ж… — Он опять сделал долгую паузу, так что было слышно потрескивание фитиля единственной свечи. — Ссылка, она и есть ссылка, конечно. Но и в Акатуе или Охотске с Нерчинском тоже люди живут. А ну как решат, что ты умом скорбный, да в узилище для бесноватых заточат? И будешь ты на чепи там аки пес, да будут служители для забавы тебя батожьем бить по хребту.
И еще какое дело… Вдруг да попы наши на девку твою глаз положат, ежели что дойдет до них? У нас не Гишпания, вестимо, где ведьм на кострах палят, но ведь про то многие, скажу тебе, жалеют. А то, что спрятал ты ее в Германии у барона сущеглупого, так и не из таких далей государственных преступников имали…
У поэта перехватило дыхание.
Вот оно! Старый кровопийца, на счету которого сгубленных душ поболе, чем годов Ивану, знал, куда ударить!
Брюнета! Свет очей моих! Нет, не может он ее погубить!
— Мню, и по правде померещилось мне, ваше сиятельство! — с дрожью в голосе произнес Барков. — Угарно там было, да и страх меня немалый взял. А может, курения эти дурманные на воображение подействовали?
— Ну вот, — добродушно прогудел Приап. — А то — Геката! Поменьше всяких Омиров с Горациями читать надобно, да побольше святых отцов! Ин ладно, — подвел он итог беседе. — Вот…
На стол брякнулся увесистый кошель.
— Тут тебе вспомоществование за службу. Ровно шестьдесят рублей с полтиной. Ты теперь ступай, братец. Видишь, не до тебя теперь ни мне, ни государству. Глядишь, Бог даст, и успокоится все. Так я о тебе и вспомню. А пока — отдохни да погуляй. Когда ж еще гулять, как не в твои молодые годы?!
Как сомнамбула поднялся Иван и, поклонившись, вышел вон. И уже на пороге помстилось ему, что услышал там, за спиной, злобное ворчание и собачий лай…
Глава 18
АЛТАРЬ ЧЕРНОЙ МАТЕРИ
В-да, 30 апреля/1 мая 2006 г.
Савельев задержался в передней лишь ровно настолько, чтобы подвернувшимся шнурком привязать бесчувственного коллегу. («Да, как бы богатство не пришлось ампутировать, ну да сам виноват…»)
Лишь потом с пистолетом наготове майор вошел в святилище.
И сплюнул. А Варвара испуганно ойкнула.
Стрельцова — ни живого, ни мертвого — в комнате не было. Лишь валялся смятый окровавленный носовой платок да в открытое окно врывался свежий ветер.
— Вадим, он унес «Книгу Семизвездья», — прошептала Варя.
Некоторое время сыщик соображал, что делать.
Итак, они победили, но это не принесло радости победителям. Профессор сбежал с самым ценным трофеем — книгой.
Вадим и Варвара молчали, глядя на примятую траву под окном.
Под полом слышался семенящий топоток, и шуршание и мышиная возня эхом отдавалась в голове девушки, точно какой-нибудь зловредный мышонок скреб левой лапкой по листу бумаги, а правой, назло Варе, тер пенопластом по стеклу.
Девушка постаралась собраться с мыслями.
— Сейчас нельзя медлить! — воскликнула она. — Стрельцов наверняка лучше знает местность… Мы должны его настичь, его нужно поймать…