Книга подразделялась на две части. Первая — это записи тех, кто владел ею. Например, все того же Елисея Бомелия. Или патриарха Никона — тоже знаковая фигура. Утверждают, что там есть страницы, способные перевернуть наше представление об истории. Кроме того, в ней содержались краткие выписки из не дошедших до нас книг включая, может быть и те, что сгорели вместе с Александрийской библиотекой. Не забывайте: сей манускрипт побывал в руках многих истинных мудрецов.
«Сейчас он вспомнит библиотеку Ивана Грозного», — промелькнуло у завороженно слушавшей Варвары.
— Есть мнение, что именно в ней указано место захоронения знаменитой либереи Ивана Грозного, — сообщил книжник. — Впрочем, эта библиотека — особая история, как и то, почему Иоанну Васильевичу взбрело в ум ее прятать. А вторая часть книги — оригинальный текст Теобальда — это, собственно, и есть высшая магия, точнее, ее раздел, именуемый теургией, — иначе: способами получить в свое распоряжение часть божественной силы.
Причем, как говорят те, кто с книгой ознакомился, способы оные доступны даже и обычным людям. Простые и не требующие ничего, вроде кровавых жертв и сверхсложных заклинаний.
— Вот даже как? — невольно почесал нос Савельев.
— Да, именно так, — подтвердил профессор. — И я бы не стал от этого отмахиваться, несмотря на весь мой материализм. Допустим, что может быть проще паровой машины? А сколько времени потребовалось человечеству, чтобы ее придумать? И если на то пошло, первые примитивные паровые машины и даже роботы появились еще в античности, но были забыты… Почему бы и в том, что мы именуем сверхъестественным, не быть таким вот забытым открытиям? По сути, эта книга — итог тысячелетних наблюдений за природой и человечеством…
— Простите, Николай Семенович, — несмело, будто школьница, произнесла Варя. — Вот вы только что сказали, что последние упоминания о «Семизвезднике» связаны с именем Брюса…
— Да-да, — закивал ученый.
— А как же «Девичья игрушка» Баркова? Ведь она была написана через двадцать лет после смерти знаменитого фельдмаршала?
Архивариус посмотрел на девушку так, словно она сказала такую несусветную глупость, что ни в какие ворота не лезла.
— Как вам не стыдно, сударыня? А я вас еще почитал серьезным ученым! Барков! Ха! Это вы «Оду Семи звездам» имеете в виду?
— Угу, — еле слышно произнесла покрасневшая, что маков цвет, Озерская.
— То-то, что «угу», — передразнил профессор. — Несомненная фальшивка! Нет такой оды ни в одном авторитетном списке «Девичьей игрушки»! Не-эт!
Он резко махнул рукой, разрубая невидимый гордиев узел.
— Ну что ж, молодые люди, не смею вас больше задерживать… — Встав, Стрельцов смешно потер руки. — Тем более у меня заседание кафедры. Всего доброго, надеюсь, смог быть вам полезным. Да, — вдруг нахмурился он. — Могу сказать лишь одно: если эта книга действительно имела отношение к смерти Монго, то выходит, в ней есть тайны, которые убивают до сих пор. Это может вам показаться смешным, но я изучаю древние книги не первый год, и поверьте, иногда и впрямь сталкиваюсь с вещами, необъяснимыми с точки зрения здравого смысла… Так называемого…
— По-моему, очень умный дядька, — констатировала Варвара, когда они вышли из подъезда. — Приятно было послушать!
— Так-то оно так, но, кажется, мы даром потратили время, — буркнул Савельев.
«Да уж, — с непонятным раздражением подумал сыщик. — Значит, поклонялись, садясь на каменный фаллос! Каким местом да каким способом садясь — вот еще вопрос!»
— Не дуйтесь, Вадим. Это вам ужасно не идет. Кстати, я живу тут неподалеку. Не хотите заглянуть на чашку кофе? Я ведь вам должна…
Вадим протестующе замахал руками.
— Пойдемте, пойдемте. С Прохором вас познакомлю.
Глава 10
МОНАХИНИ
В-да, зима 1758 г.
Под водочку да соленые огурчики малость отпустило. Хоть и принял немного, больше не для веселия, а здоровья ради. А то совсем невмоготу стало от мыслей.
— Я же поэт! — ожесточенно доказывал Прохору. — Ученый, а не сыскарь! Разумеешь?
— Р-разумею! — соглашался ворон, а сам с неодобрением косился на стакан, которым размахивал его приятель.
А то совсем невмоготу стало от мыслей.
— Я же поэт! — ожесточенно доказывал Прохору. — Ученый, а не сыскарь! Разумеешь?
— Р-разумею! — соглашался ворон, а сам с неодобрением косился на стакан, которым размахивал его приятель.
— Меня послали сюда не для того, чтобы всякие вздорные слухи проверять, но для пользы отечественной науки. Верно?
— Вер-рно!
— Вот и стану заниматься делом. Шутка ли, четыре монастыря осмотреть. Да в пятый, если получится, нагрянуть.
— Нагр-рянуть!
— Да что ты; словно попугай, заладил?! — озлился поэт.
Тут и Прохор осерчал. Ах, ты, значится, так! Ну погоди же, милок.
— Бр-росай водку жр-рать! — завопил благим матом. — Завтр-ра р-работать!
— Ты чего? — опешил парень, не ожидавший столь предательского удара от вещей птицы.
Ворон, как с ним это частенько случалось, ответил иносказанием. Причем его же, Ивановыми стихами:
У тр-рех монахинь некогда случился спор-р,
А из того р-родился и р-раздор-р.
И сказывают впр-равду, и будто бы не вр-раки.
Что дело уж дошло до др-раки.
Одна др-ругой дала тотчас туза,