Девичьи игрушки

— А вторым будешь ты, — сухо уточнил Савельев. — Кстати, подумай, что будет после смерти с тем, кто не сумел выполнить волю твоих древних богов?

Бросил это наобум, но понял, что попал в точку: глаза профессора на мгновение расширились в неподдельном испуге.

— Ты дурак, Стрельцов, — вдруг обронил, как выплюнул, майор. — Господи, какой же ты дурак!

И изобразил самую гнусную и издевательскую ухмылку, на которую был способен.

— Это почему же? — справился профессор, явно не ожидавший подобных слов.

Он был настроен на угрозы, проклятия, обещания убить и растерзать, а тут вдруг — наглый оскал и насмешка.

— А потому что ты невнимательно читал «Книгу Семизвездья», — сообщил сыщик, игнорируя встречный вопрос — Вот Гроссман оказался умнее тебя. Ты зря приказал его убить — нужно было договориться.

— Зачем? — Видно было, что архивариус занервничал.

— Потому что он, в отличие от вашей ученой кодлы, деловой человек… был. — Вадим по-прежнему держал на лице наглую улыбочку. — Знал, что прежде чем что-то делать, надо подумать, потому как в бизнесе за ошибку платят всерьез. Это не то, что у вас, — диссертацию зарубили или на ученом совете фитиль в дупло вставили!

— Ты давай не… — зло оскалился профессор.

— Короче, если бы ты внимательно прочел Книгу, прежде чем что-то делать, ты бы знал, что для обряда Открытия Врат нужно кое-что… Чего у тебя нет, но что господину Гроссману было нетрудно добыть, пользуясь своими старыми связями в госбезопасности…

— Так этот еврейчик еще и стучал?! — взвизгнул, забывшись, Стрельцов.

Пользуясь мгновенным замешательством противника, майор сунул руку в сумку на поясе и вытащил наружу старинное зеркальце.

Пользуясь мгновенным замешательством противника, майор сунул руку в сумку на поясе и вытащил наружу старинное зеркальце.

— Погляди, вот оно!

Откуда-то из потаенных закоулков мозга, из того самого подсознания всплыли нужные слова, когда-то где-то читанные и слышанные.

— Это то самое черное зеркало Джона Ди, в которое он смотрел, вызывая обитателей иных пространств, чтобы они поведали ему свои тайны. Одно — и последнее из трех Истинных зеркал! — отчаянно импровизировал Вадим. — Предлагаю сделку — зеркало тебе, девушку мне. Ну думай, Стрельцов, ты же умный мужик. Девушек много, а зеркало-то одно…

— Я не верю тебе… — сипло прохрипел сектант, но по дрогнувшему грязному лицу, по чуть изменившемуся выражению глаз Вадим радостно понял — клиент «поплыл».

— Я не верю тебе! — вновь повторил профессор, явно стараясь убедить в этом себя.

— А ты посмотри в него внимательнее, посмотри! — предложил сыщик. — Ты же у нас вроде как посвященный!

И протянул руку с зеркалом вперед.

Он, конечно, сильно рисковал. Но перед ним был явный псих, к тому же дико возбужденный, да еще получивший только что крепкий удар по голове. Вполне возможно, он что-то и увидит или просто отвлечется…

И его противник клюнул: напряженно сощурившись, он принялся всматриваться в маленький черный квадратик, зажатый в ладони следователя.

Сейчас… Только бы он хоть на мгновение отвел ствол от головы Вари.

Но тут беспомощная жертва вступила наконец в игру.

Журналистка вдруг резко рванулась в сторону, и ствол «беретты» уперся в алтарь. Одновременно правая нога ее подогнулась и ударила коленом в грудь растерявшегося сектанта.

Ударил выстрел, пуля расколола мраморную плиту, и почти сразу ствол начал поворачиваться вслед движению девушки.

Вадим выпустил пулю прямо в искаженное лицо Стрельцова.

Заливаясь кровью, тот упал навзничь — поверх лишившейся чувств Озерской.

— Варенька, — услышала она с детства знакомый голос — голос мамы, который всегда звал ее домой с дворовых игр, домой, где тепло и сухо, домой, где царят ласка и любовь, домой, где мама никогда не даст в обиду, где она пожалеет и прижмет к себе, где все всегда хорошо.

— Мама! — разорванным, окровавленным ртом шептала журналистка. — Мама…

— Иди домой, доча, пора. Я жду тебя, Варенька. Скоро ужин…

И прежде чем нависшие комьями опухшие веки закрыли ее глаза, она увидела, как в сторону выхода медленно и плавно двинулась тень.

— Мама, спаси меня, — прошептали разбитые губы, но булькающие звуки застряли где-то в горле, их придавил взявшийся из неоткуда ком.

Глаза Вари закрылись под отекшими веками, и девушка явственно увидела картину: она, еще ребенком, дерется с толпой дворовых мальчишек. Забияки обидели малыша, и Варя, уже с подбитым глазом и разбитой губой, дерется против четверых…

Вот она вся исцарапанная, постриканная крапивой, с помятым лицом и памятным фингалом идет на голос мамы, зовущей любимую доченьку к ужину. К ней подбегает мама, она осматривает ее, а Варя ей пытается рассказать, как правильно она поступила, как был отмщен малыш, что правда на ее стороне и она победила…

Мама прижимает ее к себе, гладит по волосам, нежно целует, и ее любовь исцеляет все синяки и недуги — ведь нет лучшего лекарства, чем материнская любовь — бескорыстная, вечная и осязаемая…

— Варенька, что с тобой, доченька?! Варя…

Мама то удаляется, то приближается, трогает ее измученное тело.

— Мама, мне больно… мама…

— Варя! — странным басом хрипит мама. — Варя, это я, очнись!

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136