— Не вызвать ли подмогу? — предложил Ваня.
— Рано! — отрезал военный. — Надо разведать, где источник всей этой кутерьмы. Не ровен час спугнем! Тогда ищи-свищи…
Поэт в который раз подивился мастерству, с которым немец управлялся с русским языком. Даже идиомы к месту употреблял. Где только наловчился? Иной природный русак намного хуже родным наречием владеет.
Его внимание вновь переключилось на пресмыкающихся.
Те словно играли в ручеек.
Более крупные аспиды образовывали воротца, через которые резво просачивались малыши.
Те словно играли в ручеек.
Более крупные аспиды образовывали воротца, через которые резво просачивались малыши. Иногда они незлобно покусывали друг дружку за хвосты. Укушенный поворачивал треугольную голову, что-то шипел на своем языке и уступал кусаке место. Спешишь, что ли? Ну тогда проползай себе подобру-поздорову.
Вот же ведь. Тварь, а и той поиграть хочется.
Или в этой смене мест тоже заключалась часть неведомого ритуала? И явиться на призыв хозяина следовало в строго определенном порядке?
Осторожно, чтоб не привлечь к себе внимания змеиной братии, поэт с бароном пустились вдогонку за шипящим ручьем, который тек по направлению к группе сараев, расположенных вблизи небольшой однокупольной не то церквушки, не то часовенки.
Что они станут делать, когда настанет пора заходить в помещение, задумался Иван. Пропустит ли их ползучая стража?
Видно, проблема эта занимала и его спутника. Он раз за разом останавливался, тревожно вертя головой. Ни с того ни с сего немец юркнул куда-то вправо, и через минуту вернулся, радостно поигрывая деревянным колом.
Барков усомнился в действенности такого оружия против клубка разъяренных змей. Но, конечно, приставу виднее. Утверждает же, что ему приходилось бывать и не в таких передрягах.
Представив их бравую парочку со стороны, господин копиист не смог сдержать нервного смешка.
Две дюжих, подозрительного вида монашки (владыка настоял, чтобы они переоделись в платье черниц, а барону даже пришлось не без скрежета зубовного расстаться со своими щегольскими усами), едва ли не на четвереньках ползут по снегу. При этом та, что постарше да покрепче, сжимает в руках здоровущий дрын. Не иначе, по грибы да по ягоды собрались Христовы невестушки посреди лютой зимы.
— Хи-хи, ха-ха… Ох!..
Последнее уже относилось к ощутимому толчку острым баронским локтем под Ивановы ребра.
— Тише вы!
— Так они ж глухие, — потирая бок, скривился поэт. — Чуют токмо колебания почвы.
— Все одно. Не ползучие, так двуногие услышат… Поди поспорь с этаким-то.
— Гляньте, — призвал нимало не смутившийся пристав. — Это там!
А Ваня и сам уже увидел.
Змеиная рать подкатилась к уходящим вниз ступенькам, ведущим к некоему погребу. Дверь, как разглядел в лунном свете парень, была полуотворена.
Головной аспид подполз к щели, однако не скользнул в нее, а замер, будто к чему-то прислушиваясь. (Вот и верь после этого книгам!) Потом он потянулся вверх, встав почти вертикально, и зачал раскачиваться вправо-влево, повинуясь одному ему слышной мелодии. Большая часть его свиты в точности повторила маневры вожака. И только задние продолжали ползти, напирая на тех, что вырвались вперед.
— Танцуют, — завороженно прошептал Барков.
Пристав согласно кивнул.
Поэту ж при виде такого дива дивного вмиг захотелось оказаться за рабочим столом. Да чтоб имелась бумага с перьями и чернилами, да полуштоф водки и тарелка с солеными огурцами. В общем, все, что надобно для вдохновенной работы…
Две змейки из числа находившихся в конце живого ручья набрались наглости и, выбившись из общего строя, поползли вперед, пробираясь к приотворенной двери. Остальные не стали им мешать. Даже как будто наоборот, посторонились, пропуская нахалок туда, куда они так стремились. А полоз, застывший на самом пороге, при виде легкомысленной парочки вроде как склонил перед нею голову.
Щель поглотила змеек.
Пару минут ничего не происходило.
А затем змеиная река изогнулась в обратном направлении и так же споро подалась прочь от дверей.
— Что такое? — всполошился барон. — Куда это они?
— Давайте-ка лучше уйдем с их дороги, — предложил Иван, поспешно ретируясь за ближайший сарай.
Уже оттуда они высунули носы и продолжили наблюдение за змеями.
Те же добрались до стены, которую недавно перелетели на снежных ядрах двое людей. Словно в раздумьях, помедлили перед преградой, и… стали подниматься наверх прямо по приготовленным поэтом и баронам для ретирады веревкам.
— Scheise! — неожиданно для себя выплюнул Иван любимое словечко пристава.
Что теперь будет?
Он представил, каким «подарочком» будет змеиный дождь караулящим под стенами Козьме и Дамиану, и ужаснулся.
Надо срочно предупредить братьев. Но как?
Условным сигналом, означавшим тревогу, был избран троекратный крик петуха (а как же без библейской символики-то?). Но это для крайнего случая. Заслышав сии звуки, отроки должны были немедленно оповестить команду пристава с владыкой и идти с боем на выручку.
Подавать знак бедствия в самом начале миссии не имело смысла. Зачем тогда весь огород городили? Однако пребывать в бездействии также не годилось. Хоть братья и поднаторели в обращении со змеями и прочими гадами, их надобно уведомить об опасности.