Вы прячете подарки в детской, на чердаке, в подвале — везде. И на видное место вешается «Карта поиска сокровищ», по которой можно догадаться, где они спрятаны… Диму понравится — недаром весь последний месяц ты осторожненько выспрашивал его про желания. Поэтому вы сегодня и не вместе — папа забрал Вадима на рыбалку одного, чтобы вы с мамой подготовили дом.
Ты с нетерпением ждешь, когда они с папой вернутся.
А их нет и нет, и мама начинает тревожно поглядывать на часы… Потом тянется к мобильному телефону, но ты это уже еле видишь.
Что-то случилось. Что-то… стало холодно и тревожно. И комната словно раздвоилась — ты здесь, еще здесь, и мамины пальцы ложатся тебе на лоб… но и ты и там — на берегу быстрой горной речки, где воздух прорезает черно-фиолетовая прямая щель. Твои глаза удивленно смотрят, как она расширяется на глазах, превращается в дыру, и оттуда прыгают несколько человек. Ты никогда не видел такого телепорта…
— Не может быть! Вадим, до…- голос отца обрывается, и папа… папа….
Нет! Нет-нет-нет! Папа!
Но отец почему-то смотрит в небо и не двигается, и когда из дыры сыплются люди с серыми лицами, и когда тебя хватают за плечи и волокут по траве, по рассыпанным рыбкам…
Ты не помнишь, что дальше. Просто становится очень больно.
Тебе пять, и ты единственный мужчина в опустевшем доме. Ты держишься и не плачешь, когда светлые стражи приносят домой мертвого отца и говорят маме что-то о неожиданном массовом прорыве дай-имонов. И отводят глаза, когда мамин ломкий голос спрашивает о Диме. Ты не плачешь. Ты мужчина. Должен заботиться о маме…
Но в детской, рядом с пустой кроватью Дима, ты перестаешь притворяться и слезы прорываются сами, потому что там, внутри, где-то в груди, что-то болит и болит не переставая, то примолкая, то разгораясь настоящим костром. Пусто, плохо, страшно и больно-больно-больно!
Где ты, Дим?
Где ты?
Дима-а!!!!
Я… здесь…
Ты резко поднимаешь голову. Дим?! Дим.. Где? В комнате пусто… Димка… Где ты? Мне же не показалось? Дим!
Я… здесь…
Не показалось! Нет-нет… Это не в комнате, это… это где-то в голове… Как это? Дим… Димка, ты живой?!
Я… да… кажется…
Дим… И двумя ладошками, быстро-быстро, провести по лицу, стирая слезы. Не плакать. Не сейчас. Дим живой. И ты его найдешь. Ты закусываешь губу, ты жмуришься, как тогда… на игре в прятки… Найти. Чтобы найти, надо почувствовать. Как учил Димка. Так никто не умеет, ни мама, ни другие ребята — только они с Димом. Протянуть ниточку… Ну давай же…
— Дим! Где ты?!
И снова где-то в голове шепчет очень усталый, тихий голос…
Не знаю… Больно…
Ты и так слышишь, что Димке больно — это всегда так, у них одна боль на двоих, мама шутила, что они как близнецы…
— Дим…
— не плакать, не плакать, — Дим, открой глаза, посмотри — где ты? И ищи нас!
Глухая темнота перед глазами чуть расступается, и голос зазвучал живее:
— Леш? Это правда ты?…А я думал — снится.
— Иди домой! Димка… ты можешь идти?
— Не знаю… Мне… меня…
— голос снова точно выцветает, рвется, как нитка… уходит…
Он уходит, и ты цепляешься за него, как котенок за клубок с нитками, хватаешь то, непонятно что, которое всегда одно на двоих, тянешь… и точно в стену колотишься:
— Иди сюда! Сюда! Прятки, Дим! Ищи! Дим, ищи!!!
Ты кричишь так, что братик просыпается… неуверенно оглядывается вокруг… тебя начинает колотить дрожь, когда ты видишь, где он…
— Прятки, Дим! Ищи меня! Ищи меня…
И ты перестаешь его видеть.
..
И ты перестаешь его видеть. Он словно растаял…
Нет! Димка…
Но кругом темно и тихо, ты один в пустой детской, ты снова один… еще секунду.
А потом что-то начинает мигать рядом, что-то, похожее… похожее на тучку брата… Дим! Он появляется прямо рядом с кроватью, непохожий на себя, всклокоченный, худой, в разодранной майке … и падает почти сразу.
— Леш…
И тогда ты кричишь так, что прибегает и мама, и два папиных друга…
Тебе шесть, и ты снова один в детской. Дима опять забрали папины друзья-Стражи. На «беседу». Ты сердишься на них — неужели нельзя оставить брата в покое? Он же сказал, что ничего не помнит! И в память сколько раз пытались пробиться — не получается. Не хочет он помнить, ну и не трогайте его!
Хотя… может, и правда было б лучше помнить, как сказал тот дядя в очках. Может, тогда б Димка не кричал по ночам?
Его, Леша, тоже спрашивали. Как получилось наладить контакт, как Димке удалось выжить у дай… демонов, как они теперь ладят. Ты честно отвечаешь, надеясь, что братику помогут. Но все равно, что-то не нравится тому Стражу, который смотрит за их семьей, и он снова и снова утаскивает Дима в Свод, смотреть и «беседовать».
Тебе семь, и ты ничего не видишь от боли. И может, вообще больше ничего не увидишь — глаза… И Дим, ругаясь и всхлипывая, что-то колдует и колдует рядом, проклиная эти *** защиты этого *** Свода и этих Стражей, которые отгораживаются от всех подряд! А потом хватает тебя на руки….
Тебе семь, а Диму девять, когда мама, виновато улыбаясь, говорит, что возможно, у них снова будет братик. Или сестричка. И маме с дядей Андреем придется пожениться. Она надеется, что они поймут…
Они понимают. Наверное. Они помогают маме выбрать кроватку в магазине, спокойно разговаривают с дядей Андреем — он хороший, хоть и не маг. Вот только они оба против, чтобы у малыша была отдельная детская. И мамины слова, что он будет часто плакать и мешать спать, не действуют.
Они уже не маленькие и знают, что дай-имоны теперь прорываются в их мир уже не поодиночке, как раньше, а группами, и часто успевают скрыться… прячутся в пещерах глубоко под землей, ниже обычных, здешних демонов. Они должны защищать малыша. Они старшие. Дим почему-то очень переживает. Все время, если не рядом, то связь держит…
Тебе восемь, и ты снова просыпаешься оттого, что с соседней кровати слышен стон. И сердце привычно сжимается от жалости — опять?
Димке никто не может помочь — ни мамино тепло, ни Стражи со всей их светлой магией, ни знакомые ведьмы, ни даже человеческие психологи, к которым его отводили мама и дядя Андрей. Все пробовали. Все равно каждую неделю он мечется на кровати — когда во сне к нему приходит то, что он забыл…
Ты тихо поднимаешься и подходишь к его кровати. Замираешь.. Ты все-таки можешь помочь, хоть и на время. Главное понять — какой сегодня кошмар. Если обычный, то все хорошо. Можно присесть на краешек постели, сосредоточиться и взять его ладонь в свои. Можно просто коснуться, но лучше взять… И поделиться. Закрыть глаза и представить что-то хорошее. Новый год с елкой и подарками, с перемазанной в джеме мордочкой малышки Зайки. Пляж с теплым, очень ласковым песком и прохладными зелеными волнами… Щенка, которого им обязательно купят… Ты представляешь и представляешь, не обращая внимания, каким горем и болью веет от старшего… думаешь только о хорошем… радостном и светлом.
Тогда, если кошмар обычный, то Дим постепенно перестает дышать так, будто у него рука сломана. И слезы перестают катиться, и сам он постепенно расслабляется на постели, затихает, как котенок на грелке…
Это почти всегда помогает — если поделиться… Почти.
Иногда только…
Иногда, нечасто, сквозь знакомое до последней черточки лицо брата словно всплывает чье-то чужое.