— Что ж. Я передам твой ответ…
— медленно говорит Леонид.
— Тогда мы вынуждены бросить в бой молодое пополнение.
Не хочешь драться за нас — отправим твоего брата, — услужливо переводит холодок.
Но Дим в переводе не нуждается. Опять впутываете Лешку, Светлые? Ладно. Пока это работает.
Но когда-нибудь я посчитаюсь за это.
— Не спеши, Соловьев-старший, — фигура в плаще с капюшоном (прямо-таки джедай из любимой Зойкиной мультяшки) старательно держит руки наотлет, демонстрируя мирные намерения. Самые мирные…
Старший. Хм…
Подлизывается, ясно. У них и младшим-то считаешься с восемнадцати-двадцати, а до тех пор тебя как бы и нет. А ему, Диму, шестнадцать. Можно гордиться.
— В смысле — не превращай тебя в пепел сразу? Идет, — Дим прислоняется к стене.
— Ты успеешь сказать, зачем пришел в мой дом, демон.
А потом я решу, что с тобой делать.
— Мы просим тебя о… перемирии.
— Всего лишь?
— «Соловьев-старший» не скрывает насмешки.
— Всего лишь просим. Ты ищешь пришлых и приходишь к нам. И убиваешь. Мы могли бы попробовать договориться с Советом… могли взять заложника из твоей семьи, ведь все знают, что твой брат…
— Тварь!
— фигуру впечатало в стену раньше, чем он рукой шевельнул, — Не смей о моем брате, ты!
— Твой брат — твоя слабость…
— выдыхают побелевшие губы демона.
— Мы не тронем его. Никого из твоих, никого… Твоего отца убили пришлые. Не мы. Обрати свою ярость на них, мы поможем их выслеживать. Мы предлагаем тебе все — даже… корону… пощади…
Твой брат — твоя слабость…
У нее глаза, как небо в грозу — темно-синие. И такие же беспокойные… и красивые.
Лита, Лита…
Обманщица.
Он закрывал глаза на то, что она темная. И то, что она не нравилась холодку — тому никто не нравился. Он даже с Лешкой ее познакомил. Брат промолчал, хоть ему синеглазая красавица не понравилась сразу, а через день Дим подслушал, как та, что клялась ему в любви и черте чем еще, сговаривается прикончить его и семью…
Никому верить нельзя. Только своим.
А Лешка увлекся музыкой. Надо же… Но ничего. Пусть лучше музыкой… И успокаивает старшего, когда тот возвращается с рейдов. Научился передавать эмоции, даже не касаясь, вот и делится.
Иногда приходится одергивать.
Слишком рвется в бой, помогать. Не понимает, почему Стражам перенесли время практики на шестнадцатилетие. Да потому.
Твой брат — твоя слабость…
От мамы и отчима не осталось ничего. И эти похороны — такое же вранье, как и долг. Он должен защищать мир… он должен оберегать людей. Он должен, должен, должен… да к дьяволу все! Он должен заботиться о младших. Точка! А мир пусть катится куда хочет!
Он людям больше ничего не должен!
Подонки… скоты… террористы ублюдочные! Ненавижу!
Не трогай меня, Лешка! Не лезь!
Вот сейчас — не лезь, не вмешивайся, я-не-хочу-чтоб-мне-помогали, ясно?!
Уйди!
Но он не уходит, и Дим переносится очертя голову, куда угодно, лишь бы подальше, чувствуя, как растекается по крови колючий мороз…
Когда очень больно, так легко впустить в сердце холод… А с ним Тьму.
Мир надо менять. Весь.
К черту Стражей. Они не справляются. Люди чем-то похожи на демонов, страх для них куда действенней света.
Так пусть боятся!
Дурак он был, что сдерживал холодок. Дурак. Так намного легче и проще — с ним внутри. Только надо пока держать подальше младшего.
Леш не понимает.
Светлый, блин! Набивается на разговор, хочет помочь, уговаривает.
.. Нет уж, посиди дома. Потом поговорим.
Заодно и не расскажешь ничего этим…
Забаааавно. Вот и убийц подсылать стали. Интересно, кто. Нет уж, я не позволю себя угробить. Я еще не перетряхнул этот сволочной мир сверху донизу и не отдал долги!
Это глупости, что нельзя использовать врагов. Можно, и еще как! Вон, серые по струнке ходят, лишь бы не прикончил и не отправил обратно. Кого хочешь приволокут, что хочешь добудут. И много интересного рассказывают…
Что? Ладно, дослушаю, я добрый сегодня. К дьяволу предсказания, это глупость, Лешка не…
Что?!
Как — ушел?! Давно?! Ах, Стражи помогли… Свод, значит. Свод.
Так.
Юрия ко мне.
Он собирался вернуть Лешке магию, потом. После победы. Все уже было подготовлено, фигуры расставлены по местам, готовые к бою, и никто не должен помешать! Он возьмет этот мир под контроль. Он имеет на это право, черт побери. Никто не должен помешать…
Младший брат выбрал не то время, чтобы воспитывать старшего. И уж тем более не стоило делать это в присутствии остальных. Стражей наслушался? И уж совсем не надо было ему связываться с этими белыми…
Твой брат — твоя слабость…
— Ну? И как тебе теперь в Своде?
Молчит. Только смотрит…
— Тебе же так нравилось здесь бывать!
— злость нарастала лавиной. Какое право он имеет так смотреть?!
— Предупреждаю — не лезь ко мне в мозги. Больше не выйдет!
Лешка почему-то морщится, словно от боли. И смотрит, не отрываясь…
— Конечно, не выйдет. Ты же отобрал мою магию. Я больше не могу… ничего не могу.
На миг Дим ощутил что-то похожее на сомнение. Или на жалость. Может, не стоило так? Для Лешки остаться без своей эмпатии — как без глаз почти. Без других способностей он протянет, а вот без этого…
Но тут Леш вскинул голову:
— А что — похоже?
— Похоже?
— Похоже, что я лезу? В голове шумит или как? Так это не я. Это совесть.
Хорошо, что не при демонах такое ляпнул. Вот дурак. Он и правда верит в это. Совесть, и все такое… Прямо Страж какой-то. Мимолетная вспышка раскаяния испарилась бесследно, снова подступила злость. Страж… воспитатель самозваный. Смеет же!
— Это стоило того? То, что ты сделал… все это…- никак не может успокоиться младший, — Стоило, скажи?
Нельзя позволять ему говорить такое при посторонних. Вообще нельзя.
— Стоило. И еще будет стоить, — голос жестко скрежетнул, это включился Темный.
— И тебе лучше заткнуться и придержать норов. Я не потерплю никакого…
— Дим, — перебил тихий голос, — Послушай себя. Это — ты? Это вообще — ты?
Опасно…
— Не пытайся перевести разговор. Не пытайся, черт побери, меня воспитывать! Совесть… выдумки слабаков.
— Слабаков? Нет. Слабак — это тот, кто сдался!
Показалось — в лицо кипятком плеснули. Это про меня? Про меня?!
Да как ты смеешь…
— Думаешь, тебе одному тяжело? Тебе одному плохо пришлось? Несколько испытаний — и все? Ты отступил и подался в Темные? Вот так просто…
— Заткнись!
— удар сбивает Леша с ног и наконец заставляет замолчать.
— Заткнись!
Зал дрогнул, по полу, изломившись, проходит трещина.
Сверху невесомо осыпается белесая пыль.
Ну вот… зал… испортил…
Из-за этого.
Ну ладно…
— Значит, я слабак. Значит, ты на моем месте не сломался бы…
— бешенство требовало выхода, и он резко взмахнул рукой в призывающем жесте.
Возникли три фигуры. Он не помнил, как их звали, только имя главаря помнил.