Билет — полфранка с носа; ученикам Нормальной школы — скидка.
— Рада вас видеть, господа! Спасибо, что пришли… Разрешите представить: мой кузен, шевалье Огюст! Прошу любить и жаловать!
За толстым стеклом — равнодушные морды. Как в атласе: зубатка, бранцин, орада, камбала. Пялятся круглые пуговицы глаз. Чмокают рты — брезгливые, белые. Никому не интересен «шевалье Огюст», чужак-барабулька.
Выдумку баронессы он оценил сразу. Не солгала ни в одной букве, но и правды не сказала. Любуйтесь: вот вам бедный шевалье — гей, гей, от самой реки!
— Очень приятно!..
Аквариум — не баррикада. Ничего, и сюда заглянем на рыбалку, дайте срок. На одном из заседаний Николя Леон не без растерянности констатировал, что после их неизбежной победы возникнет проблема — парижских тюрем на всех врагов не хватит. Считали, пересчитывали… Решили в случае необходимости оборудовать «места для концентрации» за городом — под открытым небом.
Огюст подумал — и предложил использовать ипподром.
— Нет, на Эскотте не бывал. Я, знаете ли, домосед. Хороший ипподром, говорите?
Рыбий язык прост.
Пять лет назад, наблюдая немое шевеление губ за стеклом, Огюст, твердо веривший в могущество Науки, прикидывал: «Скоро ли удастся поговорить с макрелью? С морским петухом?» Оказалось — скоро. Главное, самому вообразить себя рыбой — безмозглой, бездушной, с бледной кровью и сверкающей чешуей.
Сразу в косяк примут.
— Браслет из алюминиума? О-о-о-о!
— Да, вы правы, графиня. Он прекрасен!
— Сколько заплатили?
— О-о! А-а-а!..
Хозяйку дома он из виду не упускал — уговор есть уговор. Баронесса стояла возле окна под картиной Ватто «Бобр в Жантийи». К ней подплывали, шевеля плавниками, на миг задерживались — и течение уносило сардин прочь. Шевалье тоже не стоял на месте — фланировал вдоль стены, нигде подолгу не задерживаясь. Был бы просто гостем — помер бы со скуки.
Но поскольку он не гость, а вышибала-натуралист…
— Не смешите меня, виконт! Этот ваш Монте-Кьяра…
— Кристо-Монте!
— Ну хорошо, я не спорю… Ваш граф, как бы его ни звали, обыкновенный фат. Разбрасывать изумруды и рубины способен любой шут. Купить титул — любой прохвост. А вот власть! Настоящая!..
— Над Европой?
— Нет-нет, я имею в виду не Ротшильдов. Верней, не только их. Вы слыхали об Эрстеде, секретаре Датского Королевского общества? Да, Отец Алюминиума. По слухам, он грозит завалить рынок этим металлом…
— Вы шутите, Данглар?
— Ничуть. Представляете, что произойдет с ценами? Рынок рухнет…
— Фи! Какая тоска!
— Хорошо, графиня, не буду. Вы правы, наука скучна. А финансы и того скучнее. Одна любовь поет и пляшет…
— О! Про любовь! Ваш Эрстед выписал себе из Японии любовницу! Говорят, чудовищно хороша собой. И злая, как собака. Кулаком валит русского гренадера…
— Мой бог! Зачем ему японский монстр?
— Алюминиум охранять…
— Знаете, что случилось в салоне княгини Багратион?
Рыбка ловилась — большая и маленькая. Надо лишь вовремя улыбаться, поддакивать — и почаще глядеть на баронессу. Скромная персона «шевалье Огюста» обсуждалась за спиной, хотя и не слишком рьяно. За кого его здесь принимают? — уж точно не за кузена.
…новенький!
— Ах, граф! Ох, маркиза!
— Да что вы говорите, виконт?
— Какая прелесть, моя дорогая!
— О-о-о-о-о!
— А-а-а-а-а!..
Пора выныривать. Этак и захлебнуться можно, с непривычки. Тупые морды смыкали круг, мазали душу слизью; в ушах надрывались колокольцы… Хватит! Огюст высмотрел лакея с подносом и ловко сдернул бокал с лимонадом. Оглянулся, заметил стоящую в одиночестве даму — высокую брюнетку в черном платье; ухватил второй бокал.
— Прошу!
Удивление во взгляде.
— О, благота… Благодарю. Какой каше… кошмар! Совсем разучилась говорить по-французски. Вы, как я есть понимаю, молодой барон Вальдек-Эрмоли?
3
— Мне тоже приходится блю… соблюдать incognito, шевалье. Да-да, поняла. Огюст, просто Огюст. Но если я спрошу кликать… звать меня «просто Мэри»… О, вы решите, что седая тьетя имеет на вас жуткий и противоестественный вид!
— Виды, Мэри.
— Что? Да, виды… Остановимся на «госпожа Уолстонкрафт». Это звучит, как имя толстого слона с хоботом. Но так я вынуждена подписывать статьи, чтобы отец отца сына… Господи, как это быть правильно? Дедушка моего Перси-младшего не отказался платить за его образование. Моих доходов, увы, не хватает. Вы не репортер, не писатель? Как я за вас рада, Огюст!
Возле баронессы царила мирная суета. Шевалье честно косился в ее сторону, однако опасности не видел. Чего бояться хозяйке особняка Де Клер? Врагов покойного Казимира Перье, премьер-министра? Друзей покойного Адольфа фон Книгге, литератора-моралиста?
— Да-да, Огюст. С первого раза произнести «Уолстонкрафт» без ошибки? Нет, это не есть возможно. Мой муж, мир его праху, так и не научился. Я даже составила список вариантов, во что имеет превращаться моя девичья фамилия. Последнюю запись сделала две недели назад — в Швейцарии, в кантоне Ури. В гостинице мне оформить регистрацию, как «фон Старр-Крафт». Что, у вас тоже воспоминания об Ури? Мне очень туда захотелось вдруг. Давно не бывала, двенадцать… Нет, больше лет. Мы ездили с Перси, с моим бедным мужем. Красивые места очень — горы, водопады. Но в тот год случилось очень плохое дело. Скверное дело, Огюст! Я писать… написала книгу. Не о том, что есть быть в самом деле. Ньельзя! — люди еще живы, полиция следует… вела расследование. Пришлось многое выдумать — и получилось не так скверно. Не так страшно.