«Анхольт» снизил скорость. Качка уменьшилась.
— Да славятся пироскафы и Роберт Фултон, великий отец их! — Эрстед сумел перебраться поближе. — Вовеки веков, амен! Представь, Торвен, движитель будущего. Который способен не колеса вращать, а нести нас на крыльях — над самой водой…
Пин-эр внезапно сделала странный жест. Эрстед кивнул в ответ; морщась, развернул ладонь загипсованной руки. Сильные пальцы китаянки коснулись загрубелой кожи, нарисовав иероглиф. Еще, еще, еще…
— Знаешь, юнкер… э-э… Короче, это она о тебе, — полковник кашлянул не без смущения. — «Хромой бумажный червь — железный червь». В целом, можешь считать комплиментом.
Ответ застрял у Зануды в горле. Он хотел поблагодарить девицу — хотя бы за остроумие, за полет воображения. Сам гере Торвен, при его скромности и самокритичности, до такого бы не додумался. Со стороны, впрочем, виднее. Тридцать семь лет, лысина, шлеп-нога…
— Проклятье!
Воронка с дикой скоростью зарастала, рубцевалась, как язва после лечения. Стали пологими стены.
Стали пологими стены. Темное дно поднялось до обычного, давно промеренного уровня. Пены, напротив, прибавилось. Казалось, цирюльник Оккам отложил бритву и взял помазок, хорошенько намылив щеки клиенту. Рев и свист стихли, уступили место привычному шуму моря.
Еще чуть-чуть — и «зев» захлопнется, сгинет без следа…
— Волна! Эй, на мостике!..
В брюхо тучам, обжигая, ударил пар. «Анхольт», умница, все понял. Пироскаф был молод, но учен — истинный сын Века Науки. Ходить по морю без знания гидравлики — нонсенс. А что бывает при быстром перемещении больших масс воды — это известно распоследнему баркасу.
Гудок.
Новый столб пара.
Палуба дрогнула. Колеса с удвоенной силой врезались в воду…
…Воронка сомкнулась.
Соль под веками растворилась без остатка. Зануда онемел — горло перехватило стальным обручем гаротты. Сомкнувшись, воды вспучились, поднялись болотно-зеленым горбом, замерли на миг. Упали; рухнули, взбесились…
«Святой Кнуд и Святая Агнесса! Святой Кнуд…»
Волна!
Матовый обруч, выточенный из млечного опала, проступил из-под беспокойной зелени. Вырос, теряя цвет, зато набирая объем. Без лишнего шума, без надежды на пощаду — превратился в девятый вал, вскипел косматым гребешком. Покатил… понесся… рванул вдогон…
«Анхольт» молотил по воде колесами. Дым из черной трубы рвался к небу. Палуба дрожала, как в пляске святого Витта. Нос пироскафа резал послушную воду. Ветер свистел в ушах.
Вал настигал добычу.
— Не успеем, — констатировал Зануда, обретя дар речи.
И прикусил язык. Приговор не обязательно произносить вслух. Да и куда нам, горемычным, успевать? К берегу? колесами по траве? К Северному полюсу, за льдами спрятаться? Карно, Карно, где же твои крылья?
— Зато наберем скорость, — невозмутимо прозвучало от борта. — Физика, дружище. Если скорости сравняются или будут близки — сила удара уменьшится…
Закончить урок Эрстеду не дали. Китаянка хлопнула его по плечу, указала на трап, ведущий в трюм. Намек поняли оба — как и то, что Хромому Червю не успеть.
— Остаемся, — бросил Однорукий Полковник. — Жаль, веревки нет!
Вал приблизился, встал стеной. Цвет молодой листвы — у подножья. Жабья шкура — у бородавчатой вершины. В узкую полоску свернулось небо. Влажная гора накатывалась, тянулась к пироскафу.
Веревка? трюм?! Если эта махина ударит…
— Цепляемся!
Руки переплелись с поручнями. Фрекен Пин-эр обхватила Эрстеда за шею — захочешь, не оторвешь; сжала железными пальцами локоть Зануды. Пусть черти сплетничают в аду! На краю гибели — не до приличий. Кто удержит слабых мужчин, кто спасет от водяных драконов, если не девица-тихоня, белая цапля Поднебесной?
— Юнкер Тор-р-рвен! Гляди веселей! Песню-ю-ю!..
Бросай жену и ремесло,
Целуй крестильный крест,
И под ружье, как под седло,
Вставай-ка, Йоханнес!
Будь жеребцом, не будь ослом,
Скачи путем кривым —
Хорош на голове шелом,
Да нету головы!
О-хэй-и-йодле-йодле-хэй!
Да нету головы!
Стена закрыла горизонт.
Горло заполнила вязкая мокрота. Утихла дрожь палубы. Казалось, пироскаф собирается с силами, желая достойно встретить удар судьбы. Замерли клочья дыма над трубой. Бог Нептун расправил плечи, взмахнул трезубцем.
Смирись, человек! Прими то, чему не в силах противиться. Ибо ты — тлен, прах, мокрая щепка в Мальстреме…
Смирись!
За Фридриха, за Карла ли
Мы цедим кровь и пот?
Пьют за победу короли —
Солдат за милку пьет!
О-хэй-и-йодле-йодле-хэй!
Солдат за милку пьет!
Легкий толчок — словно ветер поцеловал в корму.
Тишина. Чш-ш…
Стена исчезла, открывая мир. Мир был внизу — берега Эресунна, серое море, далекие паруса на горизонте. Зато небо стало вровень, обложило тучами, подоткнуло по краям, как добрая мамаша — одеяло на спящем ребенке. Влезь на мачту, приятель — хватай Его за бороду…
Вал нес пироскаф на кипящем загривке.
Оседлали!
— Вот я о чем думаю, друзья, — предложил тему для разговора Андерс Эрстед. — Движение на волне имеет большие перспективы. Разумеется, при наличии подходящего источника энергии. Высокая скорость позволяет разогнаться как следует — и запустить летательный аппарат тяжелее воздуха. Такой, знаете, с крыльями…