2
Замок именовался Кроген, сиречь Крюк.
Название в самый раз — Крюк, каменный четырехугольник на зеленом берегу Эресунна, должен был своими пушками цеплять наглецов, не желающих платить пошлину его величеству королю Датскому. Времена стояли давние, патриархальные, и замок был прост, как королевский указ. Снаружи — стены в три роста. Внутри — двор, окруженный галереей. Башня-донжон, не слишком высокая. Чего еще надо?
Пропуска нету? Гони монету!
За простоту и поплатились. Шведские корабельные коронады разнесли крепость в щебень. Высадившись, пехота позаботилась об остальном. Был Крюк — нет Крюка. Урок пошел на пользу. Новую крепость — Новый Крюк — строили уже основательнее, с умом. И место выбрали удачно, так что шведам в следующий раз не обломилось.
Пришлось платить.
Шли годы, шумела вода в Эресунне. Новый Крюк стал Кронборгом, замком Короны. Старый — живописными развалинами на берегу. В каждую войну вражеский флот не без удовольствия угощал руины очередной порцией ядер. Не по злобе — ради хорошего настроения. Один из датских владык такого глумления не выдержал и повелел крепость отстроить. А поскольку на дворе царил Век Просвещения, план составили по заветам великого Вобана, французского инженерного гения.
Трепещи, надменный швед!
С трепетанием, как на грех, не вышло. Король сложил голову на охоте, преемник же обнаружил в казне дыру размером с Северное море. От всех потуг осталось лишь основание круглой башни — за руинами старой крепости. Камни зарастали травой, из расщелин тянулись к небу молодые деревца…
Веку-наследнику — Веку Романтизма — пейзаж наверняка пришелся бы по душе. Трепетные поэты бродили бы среди руин, проникались духом рыцарства, вдохновенно бормотали лирические строки… Так тому и случиться, если бы во время одной из прогулок на развалины не наткнулись Эрстед-старший и гере Зануда.
Академик указал тростью на ближайший камень:
— Чем не замок Принца Датского?
— Для англичан сойдет, — согласился Торвен. — А вот башня.
— А вот башня… Подвалы, говорят, сохранились.
И они зашагали к башне.
Так восстал Эльсинор.
Угрюмые валуны у края воды. Яркая полоска травы. Массивные стены с прыщами-башенками по углам. Желтая черепица, узорный переплет окон. Ворота, обитые темным клепаным железом, заперты, приоткрыта лишь тесная калитка.
Пристань уцелела — волна прошла стороной. Всему же, что в море, досталось по полному счету. В воде купались деревянные ошметки, мелькнул обломок мачты, бочка, днище перевернутой лодчонки…
К берегу подходили, считай, по инерции. Колеса еле двигались. Жалко дрожал воздух над трубой, с натугой ухал котел. Раненый «Анхольт» боролся до конца. Когда сходили с Волны, тряхнуло от всей Нептуновой души. Люди выдержали — захлебнулась машина. Но пироскаф еще сопел, пыхтел, упирался. Лопасти колес с натугой резали подлую рябь. Острый нос — ах, наш милый Андерсен!.. — упрямо смотрел в сторону берега.
Храбрец умирал, но не сдавался.
Пироскаф встречали. Замок блюл давний этикет. Машина умолкла. «Анхольт» без сил чиркнул боком по грубо сбитым доскам. Тяжко упал причальный канат.
— Смир-р-рно!
Сеньор-сержант Оге Ольсен браво подбросил алебарду к небу. Медная каска, красный мундир, синий кант. Почетный караул! — или, если угодно, без затей: карау-у-ул!..
— Гере кастелян! Осмелюсь доложить!
Багровый нос, седые усы.
— Во вверенном вам гарнизоне — полный порядок. Имело быть происшествие…
— Вольно, старина! Вижу.
Андерс Эрстед поднял руку к шляпе, надетой ради такого случая. С Оге Ольсеном, ночным сторожем Королевского музея, спорить не имело смысла. Случись светопреставление, начнись Армагеддон, прими Дания конституцию — все равно возьмет из экспозиции алебарду, побежит рапортовать.
Неисправим!
Второй караульный остался на посту — Ольгер, принц Датский, дальний родич Амелету-Гамлету. Статую установили год назад, аккурат перед воротами. Хмур был Ольгер — и усат, под стать соратнику. Мрамор-меч, мрамор-шлем. Днем еще ничего.
Ночью же лучше не разглядывать.
— …В виде превеликого буйства стихий…
Старика встретили в дешевой пивнушке Хельсингера, где он кружку за кружкой просаживал скудную пенсию. Не пьянел, однако после пятой кружки начинал строить посетителей в три шеренги. После седьмой — запевал государственный гимн. Братья Эрстеды угостили ветерана, выслушали жалобы на то, что «без войны — не житье!», и решили, что лучшего сторожа для Эльсинора не найти.
Отставник не подвел. Порядок на «вверенной территории» царил идеальный. Крысы — и те ходили строем. Эрстед-младший был окрещен «кастеляном», алебарда раз за разом снималась с витрины ради очередного рапорта. Когда начальство отсутствовало, старик тоже не бездельничал — маршировал по двору. Ать-два, горе не беда, брали мы фортеции, брали города!
Первые же посетители замка, восставшего из тлена, прониклись — и распустили слух по всей Европе. Старый вояка принимал щедрые чаевые и крутил седой ус. Но добродушие Ольсена имело границы. Незваные ночные гости, решив поближе познакомиться с местным антиквариатом, угодили в плен и познакомились с плетью-шестихвосткой — из зала «Ужасы инквизиции».