— Выходит, ты все-таки пророчила.
— Да, — согласилась шаманка. — Выходит, так.
Сгущалась темнота. Глаза юты светились желтыми огоньками. Где-то закричала ночная птица. Ей откликнулся хор сородичей. Начался дождь — легкий, «сливовый», как говорили на острове. Капли приятно остужали разгоряченные схваткой тела. Хорошо бы растянуть ночь, подумала Пин-эр. Пусть длится вечно.
Никакого рассвета. Никакого дня. Никакого вечера.
Никакого ину-гами.
— Он точно его не убьет? — с робкой надеждой переспросила девушка.
— Точно. Тидзи не станет долго преследовать одну и ту же цель. Ему быстро надоест. Он заскучает, забудет про пса и займется чем-то другим. Не надейся, дитя.
— Кто-нибудь способен убить проклятую собаку?
— Вряд ли. Святой? У меня нет знакомых святых. Кикое-огими? Нет, Верховная жрица откажется. Негоже сестре короля спасать чужую заброду. Китаянка — жертва мести японцев? Кикое-огими наверняка откажется от участия. Умолять богов? Напрасный труд. Боги любят смотреть на охоту. Ты им — никто, и ину-гами — никто. Вы оба — забава…
— Море остановит ину-гами?
Шаманка задумалась. Ей не требовалось объяснений. «Пришла собакой, сбежишь от пса… Это справедливо». Покинь девушка остров, вернись в Пекин — сможет ли ину-гами взять след над водой?
Покроет ли за одну ночь огромное расстояние?
— Нельзя уйти от справедливости, дитя. Но попытаться — можно. Насколько я знаю, ину-гами хранят в особом ларце. Вряд ли ему дозволено рыскать вдали от конуры. Беги и не оглядывайся. Удачи…
Приблизившись к девушке, шаманка поцеловала ее в лоб. И ушла во мрак — не оглядываясь, как советовала. Выше по берегу, где стоял замок Сюри, опять послышался вой — это торжествовал ину-гами, добравшись до спасительной конуры.
Пин-эр хотела бы заплакать, да слезы высохли.
Выручил дождь, стекая по щекам.
2
…она бежала.
Дядя не сказал ни слова. Явился на рассвете, будто почуял. Смотрел, как Пин-эр увязывает вещи в дорожный узелок. Протянул руку с мешочком, где брякал металл. Деньги. Не слишком много. Для прижимистого дядюшки это был величественный поступок.
Позже он прислал сыновей: забрать ларь для одежды, посуду — и что там еще осталось. Сыновья глядели в землю, хмурились, ждали, пока двоюродная сестра уйдет. Кивали, прощаясь. Им было стыдно. Они предпочли бы явиться, когда дом опустеет. Но родитель велел: поторопитесь!
Знаю я односельчан, сказал он. Еще украдут что-нибудь…
К полудню Пин-эр добралась до Наха. Она бы успела раньше, но вчерашняя драка не прошла даром. Тело болело. Шаманка ее крепко помяла. Шею девушка замотала платком, чтобы никто не видел следов, оставленных пальцами юты. Только разбирательства нам не хватало.
Ища судно, где бы согласились взять на борт пассажирку, Пин-эр выяснила, что попала в историю. Бумаги, оформленные отцом, не годились для отплытия с Утины. Требовался выездной документ, оформленный по всем правилам в портовой канцелярии.
Писец долго молчал, разглядывая просительницу. Моргал черепашьими веками. Велел прийти завтра. Девушка пала на колени, умоляла — впустую. Завтра, и все. Сегодня много важной работы.
Завтра, и все. Сегодня много важной работы. А легкомысленные девицы могут обождать. Не облезут.
— Как вы разговариваете с госпожой? — спросили писца.
— С госпожой? — ухмыльнулся тот.
И подавился следующей репликой. Кланялся, молил о снисхождении. Стоя у дверей, чиновник с длинной бородой наблюдал за унижением писца. Даже привел к месту цитату из Ли Бо:
Гость заморский ловит с неба ветер,
И корабль отходит от причала.
Птица в облаках — одна на свете!
Улетит — и плачу я в печали…
«У вас — чудесный удар с левой, — сказала ему Пин-эр. — Я помню. Я все время опаздывала». Чиновник улыбнулся. По-прежнему безукоризненно вежливый, он утратил былую холодность. Спасибо на добром слове, госпожа. Жаль, что вы уезжаете.
Он строго поглядел на писца:
— Оформить без промедления. Ты понял?
— Да, господин Канга, — лебезил писец. — Как скажете…
— Ты задержал госпожу Вэй. Ее отец — наставник императорских телохранителей в Пекине. Сын Неба расположен к нему. Ты был груб с госпожой. Ты знаешь, как она «ловит карпа»? Лучше тебе не знать этого…
— Я достоин кары! — страдал писец.
Пин-эр росла в его крошечных глазках, головой достигая небес.
— Конечно. Ты огорчил меня.
— О! Я искуплю!..
— Мудрое решение. Искупай. И я забуду о твоих многочисленных пороках.
— Кто это был? — спросила Пин-эр, когда чиновник удалился.
— О! О-о! Теруй Канга, тикудон-но пэйтин… Великий человек! Король благоволит к нему, хочет поставить над островами Яэяма…
«Великий человек», как выяснилось, ждал китаянку на улице.
— В гавани, ближе к Сюридзе, стоят «кансэн» — корабли вашей миссии. Дипломаты, посланники, свита. Завтра они отплывают на материк, в Фучжоу.
Девушка понурилась: надежда таяла дымом.
— Дипломаты не берут попутчиков. Осыпь я их золотом, и то…
— Разумеется, дипломаты вам откажут. Хорошо, если не велят бить палками. Имя отца здесь не поможет. Даже не пробуйте сесть на корабли посланников. Идите дальше, в самый конец причала. Спросите Ибу Текена, капитана «Красного лотоса». Надеюсь, Иба не слишком пьян.