И знала заранее — как.
Проклятый Мацумура явится к ней. Доброй волей, не иначе. Отец пришел к рюкюсцу сам, на злополучную площадь. Значит, все повторится. Только исход будет другим. И дочь вернет похищенную честь обратно в семью.
История с пьяницей — добрый знак. Точно так же держал тигра за уши богатырь У Сун, сражаясь со зверем на перевале Цзинъян, — и молотил кулаком по голове, пока тигр не издох. Небо благосклонно к упорным.
Собака шла по следу вора.
— Ведомая местью, от мести сбежишь…
Пин-эр остановилась.
Она устала и вспотела. Жара, влажный воздух — климат острова не благоволил к гостям с севера. Рощу она успела миновать. По обочинам дороги тянулись мангровые заросли. Пятнистой шкурой хищника мелькал орешник, обещая знатный урожай. Высились пальмы, удивительные и надменные.
Часть пальм лежала, повалена ветром, — буря не терпит гордецов.
Дорогу Пин-эр преграждала женщина средних лет — в белых одеждах, в головной повязке цвета снега. Ее шею украшало ожерелье из нефрита. Казалось, заколка, отданная за миску каши, сбежала от торговца к новой владелице, где и разрослась в целую гроздь бусин.
Центральная бусина формой напоминала коготь.
— Пришла собакой, сбежишь от пса. Это справедливо. Можно уйти от врага. От палача. Даже — от смерти. Но нельзя уйти от справедливости.
Говоря, женщина мелко подергивалась всем телом.
— Кто ты? — спросила Пин-эр. Страха она не испытывала.
— Юта. Юта-синма.
— Это имя?
— Нет.
Увидев, что девушка не поняла, женщина перевела на китайский:
— Трясучка.
— Шаманка?
Пин-эр вспомнила, что даос, друг отца, рассказывал: шаманы, которые мало трясутся во время камлания, считаются слабыми. Контроль духовной силы, когда божество нисходит в человека, выглядит жутко для непосвященного.
Контроль духовной силы, когда божество нисходит в человека, выглядит жутко для непосвященного.
— Да. Это моя роща.
— Ты одержима?
— Разве не видно?
— Ты пророчишь?
— Не знаю. Не мне решать.
— Мне повернуть обратно?
— Зачем спрашивать, если не повернешь?
— Тогда не загораживай мне путь.
— Путь? — шаманка расхохоталась низким, мужским голосом. — О боги! Взгляните на эту дуреху! Кто же силой гонит мстительных духов? Кто укрощает их властью? Мстительного духа изгоняют вежливостью и сочувствием…
Продолжая хохотать, приплясывая и содрогаясь, она исчезла в зарослях. Но долго еще из глубины доносились смех и возгласы: «Путь! Она сказала: путь…»
3
На террасе замка Сюри сидел каллиграф.
В задумчивости он смотрел на океан, открывающийся с высоты. «Четыре драгоценности кабинета» ждали на низком столике — кисть, чернильница, тушь и бумага. Но каллиграф не спешил приступить к делу.
Он любовался волнами.
— Так ты не пойдешь? — спросил самурай, стоявший у перил.
— Нет.
— Она ждет тебя, Мацумура. Я уверен: ей нужен ты.
— Ты прав, друг мой, — ответил каллиграф. — Она ждет меня. Вот поэтому я и не пойду.
— Но почему?!
— Взгляни на воду. Когда нет ветра, океан пишет в стиле «гесе» — полукурсивом. Линии плавные, скругленные, как очертания женского тела. Стоит ветру усилиться, и стиль меняется на «сосе» — курсив. Стремительное, размашистое движение, кисть не отрывается от бумаги… Лишь во время бури океан пишет «уставом», отделяя одну линию от другой. Я не люблю бурю.
— Ты? Который сам — буря? Все говорят…
— Не повторяй глупости. Даже если их говорят все.
Самурай поморщился. Каллиграфия и океан мало заботили его. А склонность Мацумуры отвечать на манер дзенских коанов, уводя беседу в сторону, и вовсе раздражала. Мы говорим о серьезных вещах, а не дудим в железную флейту без отверстий!
— Она ведет себя оскорбительно, Мацумура. С китайцами — вежлива и обходительна. Даже приняв вызов, никогда не калечит земляков. Они зовут ее Большой Мамочкой. Но стоит явиться кому-то из нас…
Мацумура улыбнулся, отметив это «из нас».
— Что ты смеешься? — вспылил японец. — Ты самурай или кто?
— Я — пейтин. Служилый человек. Знатный пейтин-доно, если угодно. Среди рюкюсцев нет самураев. Еще нет.
Улыбка исчезла. Каллиграф вздохнул. Он понимал: это ненадолго. Рано или поздно Рюкю лишится статуса королевства, превратясь в японскую провинцию. Мацумура заранее представлял, как это произойдет, и горевал, не в силах изменить судьбу мира.
Тем же способом бандиты берут под контроль лавку на базаре.
На рейде Наха стоят корабли далеких стран. Их капитаны добры и предупредительны. Они предлагают защиту, наперебой обвиняя соседа в агрессивных замыслах. Капитанам вежливо отказывают, но они настойчивы. Обычное начало конца. Сейчас — редкие, скоро корабли далеких стран зачастят на Утину. Послы, шпионы, торговцы, солдаты. Начнутся стычки с чужими матросами. В ответ король прикажет усилить гарнизон.
Послы, шпионы, торговцы, солдаты. Начнутся стычки с чужими матросами. В ответ король прикажет усилить гарнизон.
И начнет подписывать мирные договора — один за другим.
Тогда вмешается микадо — кто б ни сидел в тот черный день на троне Ямато! — и велит прекратить отсылку дани в Поднебесную. Следующим шагом станет ввод в королевство японских войск. Арест короля; наверное, почетная ссылка в Токио. Еще шаг — война двух империй, островной и материковой, за лакомый кусочек. Но война уже ничего не изменит.