Еще более туманной выглядит история его масонства. Мы склоняемся к тому, что фон Книгге действительно стал масоном двадцати лет от роду, в ложе «Строгого Послушания», приняв титул Eques a Cygno [24] в память о Лоэнгрине, воине Святого Грааля, чью лодку тянут лебеди. Вскоре он занялся реформой масонства, рассчитывая представить разработанный им проект на съезде в Вильгельмсбаде, но увлекся идеями иллюминатов — в результате Рыцарь Лебедя стал Филоном, взяв новый псевдоним в честь философа из Александрии, автора «Правил аллегории». Впрочем, и здесь он не задержался надолго — страсть к оккультизму, загадочный конфликт с лидером иллюминатов Вейсгауптом, и барон получает возможность отдать всего себя литературе.
В итоге, единственное, что нам известно достоверно — перед нами уроженец Ганновера, масон, писатель и моралист. В качестве последнего он был настолько популярен, что мало кто мог с ним сравниться. Заметим лишь, что в библиотеке Моцарта музыке были посвящены лишь две книги, зато четыре трактата принадлежали перу фон Книгге.
Из высказываний современников мы узнаем, что барон обладал доброй репутацией и превозносился многими за миролюбие и недюжинный ум.
Из высказываний современников мы узнаем, что барон обладал доброй репутацией и превозносился многими за миролюбие и недюжинный ум. «Свод законов практической жизненной мудрости» — так характеризовался «Ueber den Umgang mit Menschen», труд его жизни.
Тем удивительней смотрится история, распространяемая шведскими газетами. «Афтонбладет», учрежденная Ларсом Йертой, пишет, что некий фон Книгге в 1780 году приобрел в собственность «Замок с привидениями» — печально известный Spokslottet, расположенный в центре Стокгольма. В статье нас заверяют, что упомянутый фон Книгге — кровожадный пират, вернувшийся в Швецию с Тортуги, дабы насладиться заслуженным (а главное, обеспеченным) покоем. Жестокий ревнивец по натуре, шведский фон Книгге трижды вступал в брак и трижды становился вдовцом, пока обществу не открылась суть его преступлений. Часто уезжая по делам, он имел обыкновение запирать молодую жену в подвале — во избежание супружеских измен. Задерживаясь в поездке, он находил в подвале труп — и, не мучаясь лишними угрызениями совести, хоронил бедняжку в саду.
Автор статьи клянется, что призраки несчастных жен, а также их мучитель, якобы скончавшийся при странных обстоятельствах вдали от Стокгольма, исправно посещают замок. Покойницы рассказывают всем желающим о своей ужасной судьбе, а фон Книгге лишь зловеще молчит.
Мы бы не придали значения этой сплетне, очередной вариации на тему Синей Бороды, сказки Шарля Перро, если бы не одно обстоятельство. Позвольте привести цитату из «Королевской невесты» мсье Гофмана:
— Ах, дочь моя, — завопил, всхлипывая, господин Дапсуль фон Цабельтау, — ах, дочь моя, бедная, злосчастная дочь, теперь уж нет сомнения — это гном, что задумал похитить тебя и свернуть мне шею! Но мы употребим против него все наше мужество, каким еще обладаем! Быть может, еще удастся умилостивить разгневанного стихийного духа. [25] Дорогое дитя, я сейчас прочитаю тебе несколько глав из Лактанция или Фомы Аквинского об обхождении со стихийными духами, чтобы ты не попала впросак.
Но прежде чем господин Дапсуль фон Цабельтау успел достать Лактанция, Фому Аквинского или другого какого-нибудь демонологического Книгге , вблизи послышалась музыка…
Не странно ли? — Гофман ставит моралиста фон Книгге, автора правил обхождения с людьми, в один ряд с мистиками, в чьих трудах искали руководство к общению с духами и демонами!
Досточтимый читатель, конечно же, понимает…
* * *
Дюма сдержал обещание: Огюст Шевалье держал в руках фрагмент очерка о жизни отставного алюмбрада фон Книгге. Чувствовалось, что мэтр-кулинар славно порылся на чердаке, в залежах черновиков. Но что заставило Дюма прервать текст на полуслове?
Буквы вились роем черных снежинок, заманивая в чернильный омут.
— Что-то случилось? — спросил Волмонтович.
— Нет. Все в порядке. Просто у меня скверное предчувствие.
— Опасность?
— Пожалуй, да.
— Кому она грозит?
— Не знаю. Увы.
— Едемте!
Вскакивая в седло, Огюст даже не подумал спросить: «Куда?»
4
— Дурные вести, господа.
Полковник Эрстед помахал в воздухе распечатанным письмом. Он был сильно пьян. Огюст впервые видел Эрстеда таким: возбужденным, раскрасневшимся, говорящим громче обычного. Даже на палубе «Клоринды», стоя лицом к лицу с мятежниками, он сохранял спокойствие.
Старик даль Негро ждал в кресле, не выказывая осуждения. Наверное, уже ознакомился с дурными вестями — и понимал, что вино успокаивает нервы.
— Николя Карно болен. Проклятье! Мне нельзя было покидать Париж…
— Холера? — спросил Волмонтович, заранее зная ответ.
И промахнулся.
— Нет. Скарлатина.
— Я же говорил вам, Андерс, — князь дернул уголком рта, что у другого человека означало бы гомерический хохот, — это очень сложный обряд. Чихни кладбищенский сторож невпопад — и вместо холеры мы получаем скарлатину. Пан Эминент — znany lekarz! [26] Его диагноз дает пациенту широкие возможности выбора…
Огюст вздохнул с облегчением.