— Разное. Сражение, где стреляли из многоствольных пушек; подводный корабль, летательный аппарат… Об одном интимном эпизоде позвольте умолчать, — Огюст зарделся, как мальчишка. — Да, я видел смерть Галуа! Я смотрел его глазами! И знаете, кто стрелял в беднягу?
— Кто?
— Я сам! Вернее, кто-то в моем облике! Нет, я понимаю, это звучит, как бред…
— Отчего же? — датчанин отнесся к заявлению с предельной серьезностью. — Один наш общий знакомый вполне способен на подобные фокусы. Я говорю о бароне фон Книгге. У него есть подручный, меняющий личины, как светская дама — перчатки. Чарльз Бейтс, англичанин, сын лондонского старьевщика. Фигура, заслуживающая пера мсье Гюго. Впрочем, надеюсь, что и в Англии появится достойный романист, способный поднять тему мистера Бейтса. «Броненосец «Warrior» — роман века…
— Пся крев! Тесен мир, — пробормотал Волмонтович.
Шевалье не стал спорить. В последнее время мир вообще трещал по швам.
— Я проверил все версии, господа, — сказал он. — Пеше д'Эрбенвиль, Александр Дюшатле, наконец, вы, мсье Эрстед — никто из перечисленных не виновен в гибели Галуа. Я — тоже, хотя иногда боюсь, что схожу с ума, — Огюст мрачно постучал пальцем по лбу. — Полагаю, несчастного застрелил Бейтс. По приказу фон Книгге, из моего пистолета. Я только не пойму: к чему такие сложности? Личины, галлюцинации; пистолет крадут, возвращают, опять забирают…
— Зато я начинаю понимать…
Молодой человек с надеждой воззрился на «виконта д'Алюмена».
— …отчего вы, пророчествуя мне о министерском кресле, были похожи на Эминента. Фон Книгге — один из сильнейших ясновидцев нашего времени. Отсюда и сходство. Взгляд, выражение лица… Видимо, это общее у всех пророков. Неужели мне и впрямь суждено стать премьер-министром?
— Насколько я понял, это случится нескоро.
Шевалье был разочарован. Он-то надеялся, что ему растолкуют замыслы Эминента! — а датчанин увлекся перспективой собственной карьеры. Вот вам и спаситель блудных упырей…
— Я отвлекся, простите.
В интонациях полковника пробились до боли знакомые нотки. Ну конечно! Точно так же с Огюстом беседовал глаз-Переговорщик! «Потомок», значит? Уж не Андерса Эрстеда ли?
— Поиграем в сыщиков, господа? Мсье Шевалье, мы готовы выслушать вашу исповедь…
Рассказ не занял много времени. Бейтс, Ури, кладбищенская мельница, синий свет в темном проеме; письмо Галуа, монополия на научные открытия, имя убийцы… Слушая, Эрстед ходил по каюте из угла в угол. Князь замер за столом — Огюст всякий раз поражался умению Волмонтовича застывать без движения.
Князь замер за столом — Огюст всякий раз поражался умению Волмонтовича застывать без движения.
Казалось, в такие моменты князь переставал дышать.
— Изящный ход! — «Клоринду» качнуло, и Эрстед поспешил сесть на койку, привинченную к полу. — Не удивительно, что вы поверили. Фон Книгге, если захочет, убедит черта креститься.
— Он замышляет то, что приписал вам?
— У него иные цели. Записи Галуа интересуют его только на предмет их уничтожения.
— Но зачем?!
— Это долгая история, — полковник разлил остатки вина по кружкам. — Все началось с видений. Занятия оккультными практиками пробудили в фон Книгге дар ясновидца. Будущее его ужаснуло. Кое-что он мне в свое время рассказывал. И даже показывал . Это действительно страшно.
— И вы — ученый, юрист! — ему поверили?
Огюст вспомнил рвотный лабиринт и осекся.
— Да. К тому моменту часть его пророчеств сбылась. Я поверил, но не стал его последователем. Наши пути разошлись. Теперь мы — враги.
— Странно, что он не заглянул в будущее. Убедился бы, что вам суждена долгая жизнь, и покушаться на вас — бесполезно.
— Благодарю за надежду, — усмехнулся полковник. — Эминент не всесилен. Подозреваю, что будущее для фон Книгге — однобоко. Он видит то, что хочет увидеть. То, что оправдывает его в собственных глазах: смерть, войны, разрушения…
«Пушки-многостволки, косящие солдат, как траву? Да, пожалуй. Но… «Сигара» с винтами, возносящаяся в небо? Ученый, выводящий на доске формулу за формулой? Ведь это тоже Грядущее!»
— И он намерен изменить ход истории?
— Ради этой цели он готов на все. Я, знаете ли, тоже не ангел. На войне мне доводилось убивать. Но методы Эминента… Впрочем, коррекция истории — вопрос сложный и скорее философский. Разве что наши потомки сумеют перевести его в практическую плоскость. Ваши «приступы» начались после встречи с фон Книгге?
Вопрос застал Огюста врасплох.
— Да.
— «После», — уточнил князь, — не значит «вследствие».
— Вы правы. Но просто устранить Галуа было недостаточно. Эминент стремился предотвратить публикацию его бумаг, широкое распространение опасных идей. И заранее знал, что бумаги попадут к вам, мсье Шевалье.
— Откуда?! Ну да, мы же ясновидцы…
— Допускаю, он пытался перехватить рукопись Галуа, но потерпел крах. Тогда он решил привлечь вас на свою сторону, выставив меня убийцей. В качестве союзника вы его устраивали. Он убедил вас спрятать бумаги Галуа и никому их не показывать… Но он не был бы Эминентом, если бы не предусмотрел запасной вариант — на случай, если вы выйдете из-под контроля. Сказалась немецкая пунктуальность…