— Представьте себе, знаком. Это морская шутка, барон. Каждому флоту хочется, чтобы его корабли были самыми быстроходными. Прямой военной необходимости в этом нет, зато приятно. Когда вероятный противник закладывает очередную серию скоростных фрегатов, в морском министерстве сразу же начинают поминать «гонку».
— Шутка? — лицо барона напряглось. — Неужели вы не понимаете, что нынешний уровень науки и техники позволяет мгновенно создавать аналог любому военному изобретению? Уровень напряженности возрастает — как и число потенциальных жертв, — а страна становится все менее защищенной. Проект вашего отца по созданию бронированного пироскафа был вовремя ликвидирован, но успел наделать бед. Англичане тут же начали строить свой «Warrior». Скоро море превратится в ад. Впрочем, как и небеса, земля и мировой эфир. Если нам с вами не суждено увидеть Армагеддон, это не освобождает от ответственности…
— У вас всё?
Карно улыбался. Речь гостя придала ему сил. Расправились плечи, легкий румянец заиграл на бледных щеках. Эминент, напротив, слабел на глазах. Старел, терял показное спокойствие.
— Если нас ждет ад, господин фон Книгге, пусть он разверзнется сперва в вашем Берлине, а не в моем Париже. Раз боши так беспокоятся, значит, мы на верном пути. Благодарю, гражданин Филон, обнадежили. А сейчас…
Рука инженера потянулась к укрепленному на столешнице звонку.
— Halt!
Слово-ядро не промахнулось. Карно замер; пальцы свело судорогой.
— Не хотелось прибегать к крайним средствам, гражданин Карно. Но вы не оставили мне выбора, — Эминент шагнул вперед. — Если вам суждено увидеть осенний листопад, то впереди у вас будет еще четверть века интересной жизни. Через три года у вас родится сын. К вашему крайнему огорчению, он изберет военную службу — и к тридцати пяти станет полковником. Славная карьера, не правда ли? А теперь смотрите!..
Инженер вздрогнул, с недоумением обвел взглядом кабинет.
— Кровь господня в пятое ребро праматушки Евы…
— Кровь господня в пятое ребро праматушки Евы через лестницу святого Иакова и семь раз строевым на Голгофу! Суб-лейтенант, вы видите то же, что и я?
— Да, мой полковник.
Николя Карно-младший сделал глубокий вдох. Но вместо продолжения экскурсии по святым местам лишь сухо бросил:
— Пусть прогревают моторы. Зафиксируйте время — для Истории и начальства, чтоб ему провалиться в парижскую клоаку.
— Пять тридцать пополудни, — откликнулся лейтенант. — 18 августа 1870 года.
Он успел привыкнуть к сварливому характеру командира 2-го отдельного транспортного полка. Тем более лейтенант и сам был готов послать начальство не только в клоаку, но и в места еще более благоуханные.
О войне с пруссаками кричали второй год. Когда же петух взмахнул крыльями и клюнул в задницу, выяснилось, что толком ничего не готово. Да, из его императорского величества полководец — курам на смех, даром что Бонапартов племяш. Но остальные! Мак-Магон, Фроссар, Базен, крымский герой Канробер… Генерал на генерале сидит и маршалом погоняет — через неделю после первых выстрелов оказались возле Резонвиля.
Отступать некуда: за спиной — Верден, а дальше — Париж!
Бой шел с утра. Вначале еще теплилась надежда на победу. Корпус Фроссара после яростной штыковой занял Вионвиль и пошел к деревушке Флавиньи, охватывая немецкий фланг. Не подвела артиллерия — и газовые снаряды, последнее изобретение академика Николя Карно-старшего. Лапки вверх, таракашки-букашки, кашляйте до посинения! Но генерал Альвенслебен, чтоб ему, пруссаку, сдохнуть, не растерялся — контратаковал, выкинул войска Фроссара из Флавиньи и Вионвиля. Отнял даже Тронвильский лес — и к трем часам дня отбросил французов к окраинам Резонвиля. Корпус Канробера топтался в нерешительности, а кавалерию, брошенную в лобовую атаку, боши угостили своей собственной химией, да так, что дым до сих пор не рассеялся. Не помогли хваленые защитные маски — немецкий «Giftgas» легко проникал через марлевую повязку и тонкий слой шихты. Отвоевались уланы с кирасирами! И лошадок жалко — им по уставу даже маска не полагалась.
Значит, настало время для «шаров».
Моторы ревели. Полковник Карно не утерпел — пробежался вдоль ровного строя машин, спрятанных за рощей. Впереди — чистое поле, хлеб недавно сжат. Прусская конница наверняка решит срезать путь и свернет с шоссе. А если пожалует не конница — пехота, так даже лучше. Чем гуще трава, тем веселее косить!
Широкие гусеницы, клепаный корпус. Орудийные башни ощетинились черными стволами. И стальное сердце — двигатель отца, Механизм Пространства. Ради конспирации полк назвали «транспортным», а боевые машины стали «повозками» — «шарами». Коротко — и без претензий. «Шары», именуемые в штабных бумагах непроизносимым словосочетанием «сухопутный артиллерийский броненосец», хотели бросить в бой в первый же день, у границы. Тут бы и конец истории, потому как «броненосцев» у линии фронта насчитывалось два десятка, не больше. Кадет-молокосос в Сен-Сире знает: новое оружие следует применять внезапно, массированно — и в решающем месте. К счастью, вмешался премьер-министр. У старика Тьера хватило нервов уговорить императора, а тот укротил самых бешеных генералов.