И увидел.
В полумиле от «Клоринды» из воды поднималась шея.
— Grazie, Fortuna! Mille grazie! Синьор Огюст! Это он… Клянусь свободой, это он! Моя мечта — передо мной!
— О ком вы?.. — начал было Шевалье.
И увидел.
В полумиле от «Клоринды» из воды поднималась шея. Она росла и росла, будто стебель волшебного боба, поливаемого из лейки Джеком — Победителем Великанов, пока не вознеслась на уровень бизань-стеньги. Толстая, как ствол дерева, у основания шея выглядела тучной, наводя на мысли о хорошем аппетите твари. Вверху скалилась неприятная, обманчиво-маленькая голова, разевая пасть, набитую острыми клыками теснее, чем подушечка модистки — булавками.
В свете месяца монстр был виден, как на картине. Он слегка мерцал, источая нервное, дрожащее свечение, похожее на блеск гнилушки. Раздувались ноздри, смещенные назад, к костяным глазницам. Незваный гость напоминал гурмана, вдыхающего аромат изысканного блюда. Когда он повернул голову в профиль, как если бы колебался — приступить к трапезе или, вызвав нерадивого повара, устроить скандал? — стал заметен гребень на затылке твари.
— Дракон! — раздался чей-то вопль.
— Idiota! — бешеный рык Гарибальди едва не опрокинул шхуну. — Cavoli! [9] Это же морской змей! Джованни, бездельник, неси мой мушкет! Луиджи, Анджело, к пушке!
При упоминании мушкета губы полковника Эрстеда тронула слабая улыбка. А когда дело дошло до пушки, он еле сдержал горький смех. Маленькая, мирная шхуна была практически безоружна. Бортовая артиллерия «Клоринды» состояла из двух орудий, лишь по нелепой случайности не списанных в утиль. На носу дремала тупорылая старушка-каронада, купленная по дешевке у интенданта английского фрегата — хитрец был рад избавиться от дряхлой, никому не нужной двенадцатифунтовки.
Из бабушки салютовали при входе в порт.
Зато на квартердеке, установлен на хорошо смазанном вертлюге, красовался фальконет, способный, по идее, угостить врага доброй порцией картечи. Но, увы и ах, фальконет был близорук. Для удачного выстрела требовалось подпустить злодея едва ли не вплотную. Учитывая размеры монстра, риск категорически превышал пользу в случае меткого попадания.
— Там море, где плавают корабли, — процитировал Эрстед 103-й псалом, — там Левиафан, которого Ты сотворил играть в нем…
— И предуготовил Господь большую рыбу, — откликнулся князь, мрачней тучи, — чтобы поглотила Иону… Вы решили молиться, друг мой? Я бы предпочел бежать или стрелять. Капитан, у нас есть шанс удрать от этого дружелюбного smoka? [10]
— Удрать? — казалось, Гарибальди сейчас хватит удар. — Синьор шутит? Всю жизнь я надеюсь на встречу с морским змеем, и теперь, когда цель близка… Я не стал бы удирать, даже сидя в рыбацкой лодчонке, с одним ножом за поясом! Джованни, бездельник! Мушкет!
Волмонтович с одобрением кивнул.
— Malbrouck s'en va-t'en guerre, — вполголоса спел он, видимо, желая пробудить в окружающих надежду на спасение, — Die sait quand reviendra… [11] Жаль, у меня нет ничего серьезней пистолетов. Если в арсенале найдется запасное ружье, я готов принять участие. Хоть какое-то развлечение перед походом на дно…
— Ружье синьору! — велел капитан, принимая из рук матроса долгожданный мушкет. — А что скажете вы, синьор д'Алюмен? У меня найдутся ружья для всех желающих! Ах, почему я не китобой! Гарпун — оружие настоящего мужчины…
— Спасибо, не надо…
Полковник внимательно изучал приближающегося монстра.
Что-то в облике твари очень заинтересовало Эрстеда — так, что он не предпринимал никаких мер к спасению. Экспрессивные вопли команды, молитвы рулевого, боевой задор капитана — ничто не могло отвлечь датчанина от созерцания «змея».
Чудище надвигалось на шхуну, вытянув шею вперед. Сейчас над водой виднелась верхняя часть его тела, похожего на бочку. Складывалось впечатление, что гигантская черепаха проглотила удава, и тот выбирается из плена наружу, готовясь в свою очередь подзакусить «Клориндой».
— Скажите, Огюст, — Эрстед впервые обратился к Шевалье по имени. Только эта вольность и выдавала, насколько он взволнован в действительности. — Вы, кажется, какое-то время учились у Кювье?
— Да, — подтвердил Огюст.
— Как профессор Кювье называл подобных животных?
— Он пользовался определением Уильяма Баклэнда из Оксфорда. Баклэнд ввел в обиход термин «мегалозауры». Друг мэтра Кювье, доктор Ричард Оуэн, предпочитал говорить: «динозаврий», [12] но мэтр считал это скорее поэтической метафорой, чем научным понятием. В данном случае, мы видим водного мегалозаура. И он вот-вот нас сожрет.
— Что ж, молодой человек, — кивнул Эрстед, — вам повезло. У вас есть возможность, за какую половина Оксфорда согласилась бы съесть свои шляпы. Наблюдайте, пока дают…
Не выдержав, харкнул картечью фальконет. Даже если часть заряда и угодила в чудовище, это лишь разозлило его — монстр прибавил ходу.
— Вы хотите сказать: пока мы живы? — уточнил князь.
— Нет, Казимир. Я сказал то, что хотел. Не вижу ни малейшей угрозы для наших жизней. Вглядитесь, как он плывет, этот красавец. И вы, капитан, присмотритесь повнимательнее. Ночь ясная, не ошибетесь…
— Ба-бах! — подтвердил мушкет Гарибальди.