Ряды пехотного полка исчезли в скрипящей пелене. Следом надвигались новые. Никто не пытался идти в ногу. О песнях забыли после Бородина. «Ненавижу войну! — дрогнули сухие губы. — Мерзавцев, кто ее придумал, — ненавижу! Умники-теоретики! Под картечь бы всех…»
— Это вы обо мне, Иоганн? — у полковника оказался тонкий слух.
Хорошо, что Торвен шептал не по-датски.
— В чем-то вы правы. Лучшим теоретиком, какого я знал, был Дитрих фон Бюлов. Он считал, что развитие военной науки скоро уничтожит саму войну. Она станет чем-то вроде преферанса. Все — победы, поражения, маневры — будет просчитываться заранее, до первого выстрела. А выстрел уже не потребуется. Бюлов надеялся на появление механизмов быстрого счета. Говорят, в Англии работают над такими… Вы удивитесь, Иоганн, но эта идея почему-то никому не понравилась. Бюлова хотели арестовать все — и Наполеон, и наш король. Русские успели первыми — Бюлов умер, когда его конвоировали в Петербург. Зима, а он был в летнем мундире…
Голос Клаузевица звучал спокойно, как если бы речь и вправду шла о теоретических спорах.
— Мой учитель Шарнхорст тоже надеется на прогресс науки. Он уверен: новые технические достижения сделают войну невозможной. Как только изобретут разрывной снаряд, гарантировано убивающий трех человек, воевать станет невыгодно. Даже в случае победы потери обескровят страну…
Торвен закрыл глаза — во тьме плеснул огонь копенгагенского пожара. Ракеты Конгрева — безусловный прогресс. «My baby! My sweet baby!..»
— А вы как думаете, господин полковник?
Спросил для проформы, не слишком интересуясь ответом. Суха теория, мой друг, а города прекрасно полыхают!
— Вам сколько лет, Иоганн? Семнадцать? Воюете с четырнадцати? Я пошел на службу в двенадцать.
Такие мы с вами пацифисты… Нет, война не исчезнет. Хуже того! Когда техника позволит убивать людей не сотнями — тысячами и миллионами! — вот тогда и начнется настоящая Большая Стратегия. Очень надеюсь не дожить до этого дня. Но кто знает? Как ни жутко звучит, нынешняя война могла быть гораздо страшнее. Бонапарт отказался от строительства пироскафов и подводных лодок — представляете? В самый разгар конфликта с Британией! Какой ангел постарался, махнул крылом? В придачу император распустил части аэронавтов, «баллонные роты». Представляете, если бы сейчас нас атаковали с воздуха?
Небо, затянутое облаками пыли, ухмылялось. Намекало: пусти я в свой простор «баллонную роту», и привет, nemetz-peretz! Мудрый полковник прав — все могло быть страшнее. Могло — не случилось…
Но еще будет? Еще случится?!
— Вас просто напугали, — возразил кабинет в зеленом мундире. — Будущее не безотрадно.
Спорить Зануда не стал. Бесполезно! Это он понял сразу, после первых же фраз. Зря ты вспомнил Клаузевица, датский шпион Торвен. Давний разговор, огрызок прошлого — здесь и сейчас, в особняке французского инженера Карно, это не лучший аргумент.
На лучшие не хватало ни сил, ни убедительности.
Темно-зеленый шелк на стенах. Темно-зеленая обивка кресел. Новенькая, будто вчера от обойщика — хозяин не любил засиживаться. Хозяин разгуливал от стены к стене, слушая так же, как он делал все — на ходу, на бегу, торопясь не успеть. Николя Леонар Сади Карно — герой обороны Парижа, поручик Генштаба, автор «Размышлений о движущей силе огня»…
Изобретатель Механизма Пространства?
— Клаузевиц был великим человеком. Но, извините, он видел мир сквозь прорезь прицела. Военные не должны определять Грядущее. Это — дело разума и Науки. Развитие военной техники неизбежно. Оно толкает вперед остальные области знания — и одновременно сдерживает аппетиты генералов. Нет ничего страшнее, чем гарантированное возмездие за агрессию.
Сесть Торвену не предложили. Его и пускать-то не хотели. Крепкие парни в одинаковых сюртуках встретили гостя у входа в особняк, принялись вдумчиво выспрашивать. Кто да почему, да на какую разведку трудимся… Помогла бумага из Общества по распространению естествознания. Разрешили, впустили, даже обыскивать не стали.
— Если мы с вами откажемся развивать военную технику, это сделают ученые врага. Вы датчанин, мсье Торвен. Вы должны помнить, что сделали англичане с Копенгагеном. Будь у вас ракеты Конгрева, все пошло бы иначе. Между прочим, наши друзья из туманного Альбиона не успокоились. Сейчас они строят бронированный пироскаф. Первая попытка оказалась неудачной, но эти джентльмены упрямы, как сам дьявол. Ко мне на службу втирался некий прощелыга. Позже выяснилось — слуга лорда Джона Рассела. Так что меры секретности, предпринятые военным министерством Франции, необходимы и неизбежны…
Карно не нуждался в советах. Его уже убедили — или он сам себя убедил. Голос инженера звучал твердо. Но уверенности в нем могло быть и больше. Торвену казалось, что собеседник собирается с силами после каждой фразы. Лицо! Карно был старше на каких-то пару лет, а выглядел стариком. Глубокие морщины, рот запал, лоб в мелких бисеринках пота.
В молодости — неутомимый спортсмен, отменный фехтовальщик, бравый офицер… Неужели ему всего тридцать восемь?
— Что касается моих теоретических выкладок… Они, конечно же, будут обнародованы — в должное время. К сожалению, даже чистая теория способна помочь врагу. Поэтому я согласился с доводами правительства — и смирился с тяготами, связанными с моей безопасностью.
К сожалению, даже чистая теория способна помочь врагу. Поэтому я согласился с доводами правительства — и смирился с тяготами, связанными с моей безопасностью. Я — республиканец, мсье Торвен. Я — сын Лазаря Карно, Организатора Побед. Бурбонам служить я не хотел, поэтому и ушел в отставку. Но сейчас — иной расклад. Я не в восторге от Короля-Гражданина, однако наши аналитики предвидят большую войну в Европе. Предполагается, что в нее будут втянуты и Соединенные Штаты. Моя родина не должна остаться беззащитной. Меня уговорили вернуться на службу, и я согласился. Если вы патриот, вы поймете меня.
Лейтенант Торвен понимал капитана Карно. Жаль, что физик Карно не хотел понимать Зануду, помощника академика Эрстеда.