— Запасной вариант?
— Тут мы вступаем в область предположений. Итак, вариант первый, как он мне видится. При встрече Эминент вас инициировал. Углядел потенцию к ясновидению — и слегка «подтолкнул» в нужном направлении. Такое ему по силам. Вы уподобились пистолету со взведенным курком, который он навел на единственную цель: сцену убийства Галуа. При определенных обстоятельствах — например, дуэль близ пруда Гласьер — у вас должно было возникнуть яркое видение: вы убиваете своего друга.
— Оно и возникло!
— Фон Книгге — знаток человеческой натуры. «Из человека можно сделать все, стоит только подойти к нему со слабой стороны», — его слова. Начни вы своевольничать — срабатывает «спусковой крючок». Вы полагаете себя убийцей, лунатиком, безумцем, мучаетесь от чувства вины… В итоге попадаете в приют для умалишенных, либо спешите в полицию — каяться! — и вас отправляют на каторгу. В обоих случаях бумаги Галуа были бы утеряны. Но наш ясновидец просчитался. Что-то пошло не так. Уверен: вам не следовало видеть «себя» со стороны, глазами Галуа. В итоге у вас возникли подозрения…
— Я едва не сошел с ума!
— Вот именно! И тут мы подходим ко второму «запасному варианту». Чарльз Бейтс застрелил Галуа, прячась под вашим обликом. Зачем, спросите вы? А затем, чтобы при необходимости убийцей сочли Огюста Шевалье! Наверняка фон Книгге озаботился и парочкой «случайных» свидетелей, которые видели «вас» на месте дуэли. До поры до времени они молчат, но в случае чего охотно дадут показания. Еще один способ упечь вас на каторгу. Мы вовремя оставили Париж…
— Почему бы тогда не пристрелить меня как собаку и не завладеть бумагами? К чему такие сложности?
— Заглянув в будущее, он мог увидеть, что там вы еще живы. И решился на «обходной маневр».
Огюст вспомнил, как, раненый д'Эрбенвилем, в бреду слышал от потомков про свой некролог. Значит, сентябрь? «Ревю Ансиклопедик»? В газете могли опоздать с публикацией… Сейчас август. В любом случае, если верить Оракулу, осталось недолго.
Эминент может не волноваться.
— …кроме того, у фон Книгге есть слабость. Он очень высокого мнения о своих способностях. Ножом или пулей он не брезгует, но предпочитает более изощренные способы. Вот как сейчас.
— В смысле?!
— Вы заметили, что с «Клориндой» творится какая-то чертовщина? Явление мегалозаура; матросы косятся на нас, как на исчадия ада. Что им мерещится — одному Богу известно. Вам почудилось, что я уничтожаю бумаги Галуа. Опоздай Казимир вмешаться — мы оба оказались бы за бортом. Я и сам наблюдал на палубе «призраков». Что примечательно, мне не удалось их рассеять при помощи поляризованного света. Хотя в Англии я проделывал это неоднократно! Вне сомнений, это дело рук фон Книгге. Хотя организовать нападение пиратов — проще и эффективнее…
— Типун вам на язык, друг мой! — недовольно буркнул Волмонтович. — Только пиратов нам и не хватало.
В каюте повисла нервная тишина.
Секунда, и ее разорвал донесшийся снаружи выстрел.
2
— Мы прокляты!
— За борт бесов!
— За борт!
— Святой Антоний! Я видел его!
— Да! И я!..
— Он велел мне истребить вражье семя…
— Назад, figli di putana! [15]
Огюст молча радовался, что в багаже полковника обнаружился целый арсенал. Хоть на большую дорогу выходи! Сабля и пятизарядник работы Ивана Полина — для князя; двуствольный монстр и тесак — для Эрстеда; любимая наваха Шевалье обзавелась дружком — дорожным «миньоном», предназначенным для стрельбы в упор. А князь еще посетовал вслух: мол, часть смертоносных игрушек осталась в его каюте.
«Да куда ж еще?!» — изумился Огюст.
«Запомните, юноша, — напутственным тоном изрек князь, — оружия много не бывает. Надеюсь, вы проживете достаточно долго, чтобы убедиться в моей правоте».
Они выбрались на палубу, окунувшись в промозглую сырость. Влага пропитала воздух, оседая на металлических деталях рангоута, на одежде, в легких. Эрстед закашлялся, содрогаясь всем телом.
— Вот они!
— I bastardi di diavolo! [16]
— Мадонна! Спаси и сохрани!..
— За борт их!
— Назад! Я убью каждого, кто посмеет!..
Джузеппе Гарибальди полностью разделял взгляды князя по поводу оружия. Абордажный клинок в правой руке, пистолет — в левой; два мушкета за плечами. Третий, разряженный, валялся на палубе у ног капитана.
— Синьоры, занимайте оборону, — Гарибальди был спокоен и деловит. — Я надеюсь их образумить. Если же дело дойдет до драки, я намерен защищать вас до последней капли крови. Эй, вы, трусливое отродье! Слышали?
Вся безудержная экспрессия сгинула. Лишь одинокая капелька пота ползла от виска по скуле, пока не скрылась в бороде. Этот Гарибальди слов на ветер не бросал. Застрелит — и глазом не моргнет.
Матросы попятились. Озлобленные, напуганные, бунтовщики медлили. Страх придал им решимости, но все понимали: грядет бойня. Никому не хотелось оказаться среди неудачников, даже выполняя приказ Святого Антония.
— Джузеппе, отдай их!
— Против тебя мы ничего не имеем…
— Ни зги не видно!
— Налетим на скалы!
— L'ammaliamento! [17]
— За борт бесов!
«Клоринду» мглистым саваном окутывал туман. Он клубился, бурлил, как жижа в лабиринте «потомков»; в глубине проступали фигуры — уроженцы ночных кошмаров. Жабьи хари пускали слюни, бугрились щупальца, похожие на слоновьи хоботы, норовя увлечь судно в пучину. Смутно, на пределе видимости, сквозь кокон маячило рыжее пятно — солнце недавно взошло.