— Молодые люди! — сурово начал Зануда. — А известно ли вам, что такие прогулки опасны? Первый же полицейский потащит вас в участок — и будет прав. Кстати, вы можете снять маску.
Реплика предназначалась второму, оставшемуся в шляпе.
— Это не маска, синьор! — с обидой прозвучало в ответ. — Это, между прочим, бинты. Я пострадал во время научного опыта во благо человечества!
Зануда всмотрелся: действительно бинты. Толстым слоем, один нос торчит. Если сложить все вместе, получится итальянец («синьор!»), наверняка студент и, само собой, карбонарий.
— У Асканио колба взорвалась, — подтвердил Галуа-младший. — Вроде не должна была, мы все проверили… Мсье Торвен, мы понимаем, что выглядим… э-э… странно…
— Но Огюста надо спасать! — петушиным фальцетом подхватил Асканио. — Mamma mia, если его сегодня же не спасти… Его арестуют, закуют в кандалы, отправят в замок Иф!
Торвен вздохнул. Как говаривал полковник Вали-Напролом: «Самое страшное, юнкер, если у тебя в роте заведется герой». А тут не один герой — целых два. В шляпах.
И как с этим явлением прикажете бороться?
— До утра не арестуют. А утром вашего друга в больнице уже не будет. В скором времени он и с Парижем распрощается. Парни, предупреждаю: если вы сейчас увидите китаянку в халате — это не призрак, а мадемуазель Пин-эр. Добрый совет: никаких резких движений! А уж влюбиться — упаси вас Бог…
Прощались у главного входа.
Молодые люди хотели лично убедиться, что возле ворот не дежурит полицейский караул. Удостоверившись, они, однако, решительно заявили, что намерены бороться за правое дело, умирать, сражаться, истекать кровью и гнить за ржавыми решетками. Зануда хотел уточнить последовательность, но не успел. Ночную тишину нарушил перестук копыт. Из мрака соткалась Пин-эр, ухватила его за рукав; Торвен толкнул в спину итальянца, пострадавшего во благо человечества…
Альфред оказался проворней, отскочив от предателя-фонаря.
Карета — большая, с резными гербами над дверцами. Не полицейская — люди префекта выбирают транспорт поскромнее. Соскочив с запяток, лакей отворил дверцу, опустил ступеньку-лесенку. Синьор Асканио хотел присвистнуть, но вовремя зажал рот ладонью. Его приятель рот, напротив, раскрыл.
…В черном платье, в черной шляпке, под густой вуалью. Голова гордо поднята, в маленькой твердой руке — стек. Вышла, не оглянулась, по сторонам не посмотрела — шагнула к больничному крыльцу.
Королева!
— Я ее знаю! — растерянно прошептал Галуа-младший.
— Это!.. Она!..
Уточнять Торвен не стал — успеется.
— Amore, оh, amore! — томно вздохнул итальянец.
3
— Мсье Дювалье! А это не опасно?
— Ну разумеется, опасно, мадам!
Воздухоплаватель мужественно усмехнулся, подкрутив пышные усы. Жест всегда производил впечатление на экзальтированных дамочек. Со своей ролью Дювалье давно свыкся: хочешь зарабатывать деньги на полетах — подай себя публике на золотом блюде.
Главное — не переусердствовать.
— Но, если соблюдать необходимые меры предосторожности, риск минимален. В первую очередь следует остерегаться открытого огня. Сударь! Да-да, вы! Я бы попросил вас не курить рядом с шарльером. Оболочка наполнена водородом, а сей газ чрезвычайно взрывоопасен. Вы же не хотите погубить себя, а заодно и десятка три благородных парижан?
Тщедушный зевака в ужасе шарахнулся прочь и, отбежав шагов на двадцать, принялся отчаянно гасить трубку. Трубка сопротивлялась, извергая клубы дыма, подобно работающей паровой машине. «Странное дело, — подумал воздухоплаватель, сам заядлый курильщик. — Стоит, увлекшись беседой, забыть о трубке на пару минут, как она гаснет. А когда нужно ее поскорее затушить — поди, попробуй! Стоит поразмыслить об этом на досуге. Вдруг здесь скрыта некая закономерность?»
Ко всем прочим достоинствам, Анри Дювалье обладал философским складом ума. Что нисколько не мешало ему регулярно ввязываться в истории.
— Спешу сообщить, дамы и господа, что я отдал воздухоплаванью восемь лет жизни. Послужной список — две сотни полетов на всех типах воздушных шаров: шарльерах, монгольфьерах и даже на розьерах. Последние не порекомендую и врагу! Но, как видите, я до сих пор цел и невредим.
— Ах, мсье Дювалье! Вы наш герой! Браво, маэстро!
Пышногрудая мадам в эйфорическом возбуждении сорвала со шляпки цветок гиацинта и бросила его воздухоплавателю. Дювалье с ловкостью жонглера — карьеру он и впрямь начинал в цирке — поймал цветок, вставил в петлицу алого, расшитого золотыми галунами мундира и поклонился.
— Благодарю вас. Но, право, вы переоцениваете мои скромные заслуги.
Ответом ему был томный вздох и взгляд из-под кокетливо приподнятой вуалетки, столь красноречивый, что Дювалье с предельной отчетливостью представил, как он проведет сегодняшний вечер и большую часть ночи. Что ж, мадам — женщина в соку. А Женевьева с детьми уехала погостить к родственникам в Марсель.
— Простите, мсье! Как вы намерены регулировать высоту подъема? У вашего шарльера имеется соответствующий клапан?
Господин, задавший вопрос, напоминал сверчка во фраке. Седую голову венчал цилиндр из шелка. «Сверчок» щурил левый глаз, укрытый за стеклом поблескивающего на солнце монокля, будто целился в собеседника.