Третий стакан он уже потребил хлебалом, до самого донышка, плохо представляя, где находится. Четвертого он не особенно и хотел, но влили насильно, зажимая нос и бережно следя, чтобы угодило именно в то горло.
Все труды заняли не более двадцати минут. Незадачливый перебежчик упокоился на ложе в виде мертвецки пьяного, что сняло множество проблем. Мазура так и пробивало идиотское хихиканье, с коим он не сразу справился. «Ноев ковчег, право, — подумал он, — сущий Ноев ковчег — учитывая обитателей чердака и это бесчувственное тело… Первый раз он посреди такого балагана, бывали и прежде трагикомедии, но далеко им до сегодняшней…»
Глава седьмая
Не вешать нос, гардемарины!
Не было ни верха, ни низа, один таинственный полумрак и размытые пятнышки звезд над головой, потому что он плыл всего?то в паре метров от поверхности, в полумраке и невесомости, и вверху размытым прожектором светила, кроме звезд, еще и полная луна.
..»
Глава седьмая
Не вешать нос, гардемарины!
Не было ни верха, ни низа, один таинственный полумрак и размытые пятнышки звезд над головой, потому что он плыл всего?то в паре метров от поверхности, в полумраке и невесомости, и вверху размытым прожектором светила, кроме звезд, еще и полная луна. И не было никаких посторонних мыслей, никаких тревог, потому что ничего уже не зависело от его мыслей и чувств, акция шла по?предписанному, как разогнавшаяся электричка, и поздно было переигрывать, оставалось работать…
Остальных троих он видел размытыми сгустками более плотного мрака, а потом увидел перед собой длинную темную полосу — днище теплохода, и еще одну полосу, высокую, белесую, уже над водой, сам теплоход. И ушел влево парой сильных гребков.
Они заходили на цель с того борта, что не виден был с берега — ну, почти не виден, даже с высоких точек. Когда теплоход заслонил их от наблюдателей, — а их и сейчас хватало, ручаться можно, и вряд ли они разместились только на чердаке дома с привидениями, и у них наверняка есть приборы ночного видения — Мазур поднялся к самой поверхности и лег на спину, так что временами стекло маски оказывалось над водой.
На корабле почти не было света — вполне разумная мера предосторожности. Прожектор вот уже десять минут как не загорался, не чертил ослепительным лучом по воде — значит, вскоре могут… Вообще?то профессиональную атаку из?под воды ни за что не обнаружишь заранее и не сорвешь с помощью дерьмового прожектора, которым вертит дерьмовый сухопутный террорист. Но объясни ты это тем идиотам на корабле… Им неуютно и неспокойно, они хотят душевного спокойствия себе придать хоть чуточку… Ага!
Вверху вновь вспыхнул прожектор, как и в прошлый раз, хаотично полоснул по воде — там?сям, там?сям… Описал круг вокруг захваченного корабля, что было полнейшим кретинизмом: любой мало?мальски опытный пловец проворно погрузится с головкой, и хрен ты его высмотришь с мостика… И, тем не менее, это полезно, то, что зажегся прожектор, поскольку позволяет заключить: один из восьми так и торчит на мостике у «лампады»…
Когда вновь стало темно, Мазур снова вынырнул на поверхность, и рядом всплыли остальные. Судя по жесту Лаврика, он услышал на корме второго часового, — а первого давным?давно засек сам Мазур. Прекрасно слышно в ночной тишине, как он там отирается, бродит, будто тень отца Гамлета: и страшно ему, и неуверенно в одиночестве и темноте, да куда денешься…
Ожидание нельзя затягивать до бесконечности… Все!!!
Короткий, оживленный разговор глухонемых — жестами, жестами, которых ни один глухонемой не понял бы, кстати. Акваланги и ласты уложены в мешки, а мешки надежно прикреплены к якорной цепи рифовым узлом — держит надежно, а при необходимости вмиг отдается, то есть развязывается: потяни, внучка, за веревочку…
Достав из мешка на поясе коробочку, Мазур сковырнул крышку ногтем большого пальца и в три секунды исчертил себе физиономию темными полосами: пришлось, не мудрствуя, купить в аптеке пару?тройку совершенно безобидных, без всякого рецепта продающихся снадобий, смешать с гуталином…
И он сделал короткий, недвусмысленный жест, соответствующий уставной команде: «В атаку!»
Все происходило бесшумно, словно на планете исчезли звуки напрочь. Двигаясь, словно бесплотный призрак, Мазур оказался на палубе — морской дух в гидрокостюме, с зачерненной физией. В полутора метрах от него обнаружился часовой, индивидуум в темной — ага, кое?что предусмотрели все же! — одежде, с итальянской трещоткой под мышкой.
Он тоже заметил Мазура — только заметил, не более того. Они с Мазуром обитали сейчас в разных мирах, время для того и другого текло по?своему. А потому, пока часовой еще только осознавал происшедшее, Мазур уже исполнил отточенный пируэт, одновременно забирая автомат и по ходу дела ставя его на предохранитель и нанося удар.
С почином, что называется. На поясе у него болталась связка заранее обрезанных до нужной длины капроновых концов — и он, дернув узел, снял один, быстренько спеленал добычу, запихнул в рот опять?таки заранее подготовленный тряпочный кляп, закрепил завязками на затылке. Часовой принял приемлемый вид — спеленутый на совесть, не способный ни орать, ни кататься по палубе. При других условиях он бы уже давно развлекал чертей избранными цитатами из теоретиков терроризма, но, как известно, всемогущая инстанция повелела о нем трепетно заботиться, и приходилось выполнять…