Вошел господин Пушкин, бережно и чуть ли не благоговейно держа перед собой на вытянутых руках саблю в ножнах. Остановившись навытяжку, протянул ее Мазуру:
— Вот, полюбуйтесь, Джонни. Единственное, что удалось спасти во всех перипетиях и странствиях…
Поднявшись из кресла, сделав соответствующее торжественному моменту лицо, Мазур осторожно взял у него саблю, стал разглядывать с неприкрытым восхищением. Мысли его, правда, были абсолютно противоположны выражению лица…
Хорошая сабля, сразу видно, настоящая. Отлично сохранилась. Одна беда — моряк при государе императоре никак не мог бы такую саблю носить. Пехотинец — запросто. Классическая офицерская пехотная сабля… с вензелем императора Александра Третьего, что характерно, неопровержимо свидетельствовало: именно в его царствование владелец сабли получил первый офицерский чин. Так?то…
А впрочем, это ни о чем еще не говорило. Даже сейчас можно подыскать убедительное объяснение: ну, скажем, господин Пушкин и в самом деле происходил из Российской империи, в самом деле воевал у белых, а потом эмигрировал и немало постранствовал по свету. Все до одной реликвии славного прошлого он в этих скитаниях растерял, но душа жаждала материальных следов лихой юности — вот он и повесил на стену, что смог достать. Благо профаны вроде кладоискателя Джонни в жизни не заметят несоответствия… Одно ясно: Мазура они считают кем угодно, только не русским разведчиком, иначе не стали бы подсовывать такую туфту…
Он бережно вернул саблю хозяину. Наталья вкрадчиво просила:
— Дедушка, милый, ты не забыл, что тебе пора…
— Ну как же, как же! Спасибо, что напомнила…
Показалось Мазуру или обе реплики в самом деле прозвучали с некоторой фальшью, словно в исполнении не самых лучших актеров на свете? Но ему оставалось плыть по течению — в надежде, что замаячит какая?то определенность, вынырнет нечто новое…
Наталья грациозной козочкой прянула к окну, посмотрела вниз, на тихую улицу. Обернулась, улыбаясь облегченно, пронеслась через комнату и повисла у Мазура на шее. «Интересно, — подумал он, глянув через ее плечо на доступный взгляду кусочек улицы, — на месте ли пресловутые кубинцы? Будем надеяться, что Лаврик знает, как лучше всего поступить.
..»
Наталья, не теряя времени, потянула его за рукав в сторону другой двери, и Мазур, конечно же, подчинился. Коротенький коридор, невысокая лестница на первый этаж — и они оказались в уютной девичьей спаленке, куда Мазур вошел без всякого смущения, поскольку в подобных местах бывал не раз, да и с хозяйкой светелки они, если рассудить, были не чужие, после известных забав на палубе «Черепахи».
— Выпьешь чего?нибудь?
— Ну конечно, — сказал Мазур. — Что за кладоискатель без стакана в руке, особенно когда он — в женской спальне?
Наталья отошла к небольшому бару, мимоходом слегка отдернув занавеску на окне, хотя логичнее было бы поступить как раз наоборот. Стукнула дверка бара…
Мазуру помогла профессиональная реакция.
Он успел увернуться от летящей в голову бутылки, посланной с силой и метко, но она с жутким звоном разлетелась вдребезги, ударившись о стену. Следом полетели два бокала — но их он отбил уже без всякого труда — локтем, ребром ладони. Бокалы точно так же звонко рассыпались, теперь полкомнаты оказалось усыпано стеклянным крошевом.
«Какого черта?» — возопил он мысленно, уже соображая, что, похоже, началось, пусть и неизвестно что…
Наталья, золотце обаятельное, отскочив в угол, обеими руками рванула на себе блузку, вмиг превратив себя в полуголое растрепанное создание, и кинулась на Мазура, выставив вперед руки с растопыренными пальцами. Ни черта в ней не осталось от скромной красоточки — мисс Фурия, мать ее…
Мазур без особого труда уклонился, спасши физиономию от удара десяти коготков, легоньким толчком локтя мастерски подбил атакующую фурию, изменив ее направление движения и скорость. Она прямо?таки впечаталась в угол, и испустила пронзительный визг. Мазур прекрасно знал, что особой боли ей не причинил — но она все равно орала, словно кожу сдирали живьем.
Догадываясь в общих чертах, во что он во исполнение Лавриковых инструкций влип, Мазур молниеносным взглядом окинул место действия, выбирая из двух возможных путей отступления один. Предпочел не дверь, а окно: оно, в отличие от двери, вело не в недра дома, а прямо на улицу, стекол там не было, только жалюзи и занавеска.
Опоздал, увы. В чем его вины не было, конечно. За окном замаячила огромная фигура, заслонившая дневной свет. Знакомая, что характерно, фигура…
А дверь с грохотом распахнулась, и вошел инспектор Пэриш — меланхоличный даже сейчас, с пистолетом в руке. Во рту у него по?прежнему торчала не зажженная трубка.
— Так?так?так, — сказал он с некоторой грустью, словно скорбел о несовершенстве погрязшего в грехах рода человеческого. Остановился на пороге и, целя Мазуру куда?то в район живота, небрежно приказал: — Старина, будьте так добры, отойдите в дальний угол и руки держите на виду, а то, знаете, возможны печальные инциденты…
Ничего не поделаешь, сила и солому ломит. Мазур отступил в помянутый угол, где был далек как от окна, так и от двери. Так и стоя на пороге, инспектор, печально качая головой, озирал комнату, выглядевшую теперь крайне предосудительно: все вокруг усыпано битым стеклом, в воздухе стоит острый запах разлившегося виски. «Сколько добра зря пропало», — машинально подумал Мазур, а в углу скорчилась на полу, громко всхлипывая, растрепанная девушка в разорванной одежонке. Классическая картина предотвращенного в последний момент гнусного преступления, если кто не понял.