Сеньор Аугусто, взмыв с постели рассерженным котом, выразился в адрес Мазура вовсе уж неподобающе — и Мазур, тщательно выговаривая испанские слова, ответил длинной, замысловатой фразой, которой выучился в том самом южноамериканском борделе, где она была у девок в большом ходу. Культурно выражаясь, он решительно подвергал сомнению нормальную сексуальную ориентацию соперника, а также имел свое мнение касательно законности его появления на свет и морального облика родителей. Просто поразительно, сколько эмоций и предельных оскорблений было вложено в певучую кастильскую фразу…
Как и следовало ожидать, Аугусто его прекрасно понял — и, себя не помня от ярости, ринулся в атаку. Мазур хладнокровно ждал. Безо всякого труда увернулся от кулака и в секунду отвесил три отличных, полновесных плюхи — не влекущих расстройства здоровья, но болезненных и унизительных.
Он ждал, что Кимберли отчаянно завизжит — тогда голливудские штампы стали бы и вовсе затертыми, — но она молчала, натягивая платье на плечи. Ага! В полном соответствии с подозрениями Мазура на свет божий из?под белоснежного пиджака вспорхнул револьвер — ну да, одна из бесчисленных разновидностей кольта…
Мазур вышиб его ногой, даже с некоторой скукой — все равно что на тренировке, классическая позиция, — поймал на лету и рукояткой припечатал противника, опять?таки постаравшись не покалечить, а просто причинить боль.
— Сиди здесь, — бросил он Кимберли. Прыгнув вперед, поймал правую кисть деморализованного, тихо охавшего от боли сеньора, взял ее в надежный захват, вдавив кургузое дуло револьвера в бок, меж ребер. Сказал сквозь зубы:
— Стоять, ихо де пута![2] Мы сейчас чинно выйдем на свежий воздух, ты понял? Дернешься — устрою свинцовое отравление организма, с места мне не сойти!
К его некоторому удивлению, пылавший злобой противник уже не дергался, замер неподвижно — иными словами, вел себя как человек, обладавший несомненным здравым рассудком и умевший гасить эмоции. Ну что ж, приятно иметь дело с толковым собеседником. Мазур легонько подтолкнул его к двери, вывел в коридор, убрал руку с револьвером под полу смокинга и процедил:
— Уговор в силе, недоносок. Дернешься — свинца наглотаешься…
Мертвой хваткой зажимая запястье — так, что оно сломалось бы к чертовой матери при активной попытке пленника освободиться, — Мазур проломился сквозь толпу гостей, лавируя ловко, синхронно увлекая за собой Аугусто, как партнершу в танго.
Вывел во двор, где было чуточку потише и не так многолюдно, подтолкнул коленом пониже спины, направляя к каменной стене. Они остановились возле распахнутых ворот.
— Нехорошо, парень, — сказал Мазур наставительно. — С приличными девушками так не поступают, даже если очень хочется…
— Ты покойник, сука!
Мазур разочарованно вздохнул:
— Мой благородный сеньор, как скучно и неоригинально… Я это уже в жизни слыхивал. Не один раз. И всегда как?то обходилось
— Смотришь, и не обойдется…
Мазур проследил направление его взгляда. Метрах в пятнадцати от них, на полпути меж домом и воротами, стояли трое — столь же латиноамериканского облика, не выглядевшие пьяными, смотревшие на них внимательно и неотрывно. Это было неспроста. Мазур извлек из?под полы револьвер и выразительно покачал им в воздухе. Троица, явно собравшаяся было вмешаться, осталась на месте.
— Похоже, это твои дружки, сволочь? — спросил Мазур. — Думаешь, помогут? Что?то я крепко сомневаюсь: они, сразу видно, битые мальчики и на рожон не лезут, соображают расклад…
Ну, а что прикажете делать дальше? Не устраивать же перестрелку, привлекая внимание полиции? Совершенно ненужная получится огласка, вовсе ни к чему…
И тут у него возникла великолепная идея — осенило, ага!
— Слушай внимательно, ты, чертов кабальеро! — сказал Мазур веско и спокойно. — Ты сейчас отсюда улетучишься вместе со своими холуями и в жизни больше не подойдешь ни к этому дому, ни к девчонке. Я понятно объясняю?
— Кто ты такой? — спросил Аугусто.
Положительно, он был уже спокоен, собран, ни следа прежней безрассудной ярости. Ох, непростая птичка к нам залетела… Мазур это печенкой чувствовал.
— Ты, приятель, мне что?то не кажешься зачуханным крестьянином с банановой плантации, — сказал Мазур. — По?моему, прекрасно понимаешь насчет сложностей и серьезностей…
— Короче!
— Можно, — сказал Мазур. — Слышал что?нибудь о частных сыскных конторах? Первоклассных, американских? Вот это мы и есть, парень. Мы, — повторил он убедительным тоном. — Уяснил? Если совсем коротко, у девчонки в Штатах есть приятель. Близкий приятель. И человек это непростой во всех смыслах. Денег у него больше, чем ты видел в своей поганой жизни. А кроме того, он ревнив, как черт, и терпеть не может, когда тянут лапы к тому, что ему принадлежит… Тебе объяснять дальше, или уже понял?
— Допустим….
— Гляди?ка, а ты, точно, не дурак! — сказал Мазур. — Там, в зале, среди этой пьяной шоблы, полдюжины моих парней. Стоит мне свистнуть… — он сделал многозначительную паузу. — Будут здесь в секунду. И заметь, в нашем с тобой положении есть нешуточные отличия. Мы — респектабельные частные детективы, официально работающие на крайне серьезного, еще более респектабельного клиента. А ты — поганый паршивец, который пытался изнасиловать знаменитую киноактрису самым наглым образом…