Мазур пожал плечами:
— А что изменится, если я стану орать и ругаться? Решительно не представляю, в чем тут дело. Нет у меня никаких врагов — ни здесь, ни там, откуда я приехал. Какая?то дурацкая шутка, хулиганы развлекались…
— Это ваше окончательное решение?
— Пожалуй, — сказал Мазур.
— Ну что же… — инспектор Пэриш долго и мастерски держал зловещую паузу. — Хулиганы есть и у нас, согласен, молодежь иногда ведет себя отвратительно… И все же это несколько странно. Не в обычаях нашего острова ночью швырять взрывчатку во двор. Случаются досадные недоразумения… Скажем, в День независимости, когда с петардами и шутихами порой обращаются безответственно и крайне неосмотрительно. Однако День независимости праздновали четыре месяца назад…
Мазур в двадцатый, наверное, раз пожал плечами со всей выразительностью, на какую был способен. Тем временем инспектор перебирал паспорта и бумаги с таким видом, словно распознал в них фальшивки, во всех до единой.
Вот этого опасаться не стоило. Все бумаги были настоящими — всевозможные разрешения, дозволения, лицензии, арендные и прочие договоры, законным образом выправленные Мазуром в здешних присутственных местах. Вот паспорта, конечно, фальшивые, но изготовленные не умельцами из портовых притонов, а державой — так что не рядовому инспектору раскусить такую липу…
— Мы здесь радушно, дружелюбно и терпимо относимся к иностранцам, мистер Марчич, — почти задушевно признался инспектор. — Что скрывать, экономика нашей страны в значительной степени зависит от иностранцев — как туристов, так и… э?э… прочих приезжих, хотя бы, например, кладоискателей с оформленными лицензиями. Никому не возбраняется искать затонувшие корабли с испанским золотом…
— По?моему, у нас все документы в порядке, — смиренно сказал Мазур.
— Да, мне тоже так кажется, — небрежно кивнул инспектор. — Но, мистер Марчич! Мы здесь очень не любим иностранцев, которые нарушают законы или сводят на нашей территории свои счеты. Наша страна входит в британское Содружество наций, мы долгие годы находились в сфере влияния британских традиций… А одна из этих традиций — неотвратимость и эффективность правосудия. Впрочем, вам, как гражданину Австралийского Союза, это должно быть прекрасно известно…
— Не надо строить иллюзий, будто у нас тут все чуточку ненастоящее, — произнес Де ла Вега, явно раздосадованный тем, что ему так долго пришлось молчать. — Ну да, у нас тут растут пальмы, а всю страну можно обойти за день. Но тюрьмы у нас, парень, самые настоящие, и судьи тоже. И полицейские не пальцем деланы, так что смотри у меня, шустрик, а я, со своей стороны, буду за тобой приглядывать…
Мазур воззрился на инспектора со страдальческим, как он надеялся, выражением лица:
— Извините, но я решительно не понимаю…
— Сержант, не перегибайте палку, — равнодушно бросил инспектор, не оборачиваясь. — У нас пока что нет претензий к мистеру Марчичу… Из чего отнюдь не вытекает, что их не возникнет в дальнейшем…
Лаврик нейтральным тоном сообщил из своего угла:
— Вообще?то толковый адвокат вполне может посчитать такое заявление угрозой…
Обрадованный сержант покинул свой пост за креслом шефа, бесшумной кошачьей походкой, неожиданной для такой громады, приблизился к Лаврику и грозно навис над ним:
— А ты что, парень, из законников?
— Где там, — сказал Лаврик. — Я просто занимаюсь организационными вопросами, если вы понимаете, что я имею в виду.
..
— Понимаю, — сказал сержант, грозно сопя. — Бумагами шуршишь, ага… Как мне жизненный опыт диктует, таким вот бумажным крысам за решеткой особенно тяжело…
Вид у него был по?настоящему жуткий — но вряд ли он мог всерьез испугать товарища Самарина с его обширным личным кладбищем…
— Сержант, — без выражения произнес инспектор. — Бросьте, что вы, как маленький… Итак, мистер Марчич… — определенно колеблясь, он покачал в воздухе стопкой бумаг, но, в конце концов, все же протянул их Мазуру. — Инцидент, думаю, следует считать исчерпанным, полиция не имеет к вам претензий… Но я все же остаюсь при своем убеждении: эта история выглядит несколько странно. Почему именно вам бросили во двор взрывчатку?
— Хотел бы я и сам это знать, — сказал Мазур искренне. — Послушайте… — добавил он с таким видом, словно его осенило. — А если всему виной — «проклятая гасиенда»? — он покосился в окно, выходившее как раз на темный холм с темным особняком на вершине. — Мало ли в какой форме могут выражаться проказы тех, кто там, как меня уверяли, обитает…
— Вы серьезно?
— Кто его знает, — сказал Мазур. — Я такого наслушался…
— Подобные проказы, даже если вы и правы, полиции не подвластны, — сухо сказал инспектор. — Всего хорошего, господа…
Он величественно кивнул и вышел, прямой, как рельс, зажимая в зубах трубку — неплохая имитация Шерлока Холмса, по крайней мере, внешне. Следом, тяжко переваливаясь, направился сержант — вовсе уж ублюдочная пародия на доктора Ватсона. «Сейчас погрозит кулаком на прощанье», — подумал Мазур. И ошибся ненамного — Де ла Вега обернулся в дверях и грозно покачал указательным пальцем, причем в его глазах читалось: «Всех посажу, один останусь». Часовой с облегчением покинул свой не нужный никому пост, и троица полицейских гусиной вереницей направилась к оставленному неподалеку открытому джипу.