Взгляд многое может о человеке сказать — особенно тому, кого, подобно Мазуру, учили вылавливать в глазах малейшие нюансы, оттенки, черты характера и много чего еще.
Взгляд многое может о человеке сказать — особенно тому, кого, подобно Мазуру, учили вылавливать в глазах малейшие нюансы, оттенки, черты характера и много чего еще.
У этого типа были волчьи глаза — взгляд человека, способного без малейших колебаний запалить этот город с четырех концов, если того потребуют интересы дела. И даже если в центре пожарища окажется его собственная бабушка, подобный тип и пальцем не пошевелит. Санни прав: это, действительно, не Ричард — это гораздо хуже… Паскуда, и все тут. Ухо востро!
— Значит, Джонни, — сказал сидящий без тени улыбки. — Чем зарабатываешь на жизнь, Джонни?
— Ищу испанский галеон, — ответил Мазур, прилежно стоя перед ним, правда, все же не навытяжку. — Есть один синдикат, они меня наняли как аквалангиста… Ну, а потом Ричард меня попросил о пустяковой услуге…
— И ты моментально согласился?
— Они так настойчиво просили, что я не смог отказать…
— Бывает, — без улыбки кивнул Тони. — Ну и как ты, Джонни, себе представляешь свое ближайшее будущее? Чего бы тебе хотелось от жизни? Не от меня, а от жизни? Предположим, я тебе предложу идти на все четыре стороны. Куда ты пойдешь, оказавшись за воротами? И что перво?наперво станешь делать?
Мазур пожал плечами:
— Я бы вернулся на Пасагуа. Искать галеон. Правда, денег у меня нет ни цента, но я?то полагал, что меня отвезут назад ваши ребята… Ричард мне говорил, что оставит в покое, если я для него сделаю работу… а то и предложит дальнейшее сотрудничество. Я полагал, мы обо всем с ним договорились.
— Вот как? — без выражения произнес Тони. — Вы с Ричардом, значит, договорились… Только здесь не Ричард распоряжается, а я… если ты не против, конечно.
И надолго замолчал, буравя Мазура тяжелым взглядом.
— Я, честное слово, не собираюсь ни с кем посторонним откровенничать о ваших делах, — сказал Мазур спокойно. — У меня хватает своих забот, повидал достаточно, чтобы не лезть в чужие… В общем, можете на меня положиться…
— Знаешь, Джонни, — тем же ровным, бесцветным голосом сказал Тони. — Я, кажется, сейчас разрыдаюсь от твоего благородства. Нечасто в наши подлые времена встретишь столь благородного и сознательного парня… Ладно, иди к себе, посиди там пока…
«Плохо дело, — подумал Мазур, направляясь к двери. — Кажется, появилась та самая долгожданная определенность. Он со мной держался даже не равнодушно, не брезгливо — он просто?напросто уже не видит во мне живого человека, вот и все, в глазах у него это ясно читается, никакой ошибки. Он меня уже списал, сволочь такая».
Вернувшись к себе, он проворно огляделся в поисках хоть чего?то, что можно превратить в импровизированное оружие. Стулья тяжелые, старинные, ножку голыми руками не выломать, никаких столовых ножей и вилок… Будут стрелять? Вряд ли, улица довольно оживленная, а на стволах у них нет глушаков… Придушить захотят, точно, уповая на численное превосходство…
Развязка наступила даже быстрее, чем он предполагал — положительно, Мазур недооценил напора и организаторских способностей Тони… Послышались решительные шаги, дверь распахнулась, и в комнату ввалились все трое — Санни с Филом и молчаливый латинос, недвусмысленно теребивший в руках кусок веревки. Лица у первых двух были примечательные — несколько сконфуженные, виноватые чуточку, они отводили глаза, мялись, вообще чувствовали себя неловко. «Деликатные все же ребята, — подумал Мазур иронически, отметив с радостью, что в руках у троицы не замечается ничего огнестрельного. — Совестью терзаются самую малость, но это им нисколечко не мешает добросовестно выполнять приказ.
..»
Старательно состроив испуганную физиономию, он попятился в угол, сгорбился и насквозь испуганным голосом зачастил:
— Ребята, вы что? Эй, парни! Что задумали? Мать вашу так, мы же в одной команде!
Санни с Филом, виновато переглядываясь, тем не менее, целеустремленно подступали к нему, словно бравые гусары к горничной. Что до латиноса, то он заходил слева с совершенно непроницаемым лицом — этот, сразу видно, о существовании угрызений совести и порядочности знал лишь теоретически, да и то, надо полагать, не особенно и верил, что существует на свете этакая блажь…
— Санни! Фил! — отчаянно воззвал Мазур. — Вы что задумали?
— Да мы?то ничего… — покаянным тоном отозвался Санни. — Тони, знаешь ли… Если бы все от меня зависело, я бы совершенно по?другому переиграл… Джонни, ты, это… Не ложиться же жмуриком вместо тебя, ты нас пойми…
— Ничего личного, — поддержал Фил. — Так уж Тони распорядился…
Латинос надвигался с невозмутимым лицом, зажав в кулаках оба конца веревки и рывками натягивая ее время от времени. С его точки зрения, читалось в глазах, вся эта сентиментальная болтовня была в столь несложном деле решительно ни к чему…
Его обступили вплотную. Все еще сохраняя на лице выражение прямо?таки панического ужаса, Мазур спокойно рассчитал в уме все пируэты, выпады и прочие партитуры. И совершенно неожиданно для них прянул из своего угла, первым сшиб Фила, обрушился на двух других уже с тыла, работая всеми четырьмя конечностями, словно бездушный комбайн, рубящий колосья: «Эх, косил Ясь камышину…»