«Силуэты на траве, — в самый последний миг телесной жизни подумал Калибб. — Прах сожженных этой мерзостью караульных…»
Небольшая черная лужица, завершив свое дело и оставив на полянке оазиса еще одну горку пепла в форме человеческого тела, приостановилась, будто раздумывая, и поползла куда-то в глубь оазиса. То, что крики пожранного человеческого существа встревожили соседние караулы, ее ничуть не беспокоило.
* * *
— Государь, диспозиция крайне проста: центр составит пехота Аррантиады и сегванов, за ними и по флангам расположатся конники, а за скалами на полуденном восходе встанут резервные десять тысяч тяжелой кавалерии нарлакские, саккаремские и халисунские отряды. Без всякого сомнения, мергейты вначале ударят по более легкой добыче — пешим воинам, однако дорогу им перекроют тяжеловооруженные латники, замаскированные рвы и приготовленные для лошадей колья. Даже если степняки прорвутся, они намертво увязнут в битве с пехотой. В это время слева и справа их обойдет наша конница. Войску резерва останется только завершить разгром…
— Послушать вас, благородный Гермед, так выиграть сражение с мергейтами куда проще, чем выпить чашу шербета. Спрашивается, почему мы всегда проигрывали?
— Солнцеликому должна быть хорошо известна тактика варваров. — Аррантский посланник, входивший в военный совет шада Даманхура, говорил снисходительно, балансируя на той границе, где вежливость рискует превратиться в изощренное хамство. — Вначале в атаку идут один-два тумена, завязывают битву, после чего изображают паническое отступление. Естественно, противник бросается их преследовать и попадает в ловушку… Мы поступим иначе. Военачальники дождутся, пока в сражение не вступит хотя бы половина конной армии Гурцата, и только затем начнут обходные маневры, замыкая кольцо. К закату победа будет нашей.
В отличие от своих тысячников и командиров чужеземных отрядов, шад не стоял над расстеленным на ковре подробнейшим планом Аласорских взгорий и примыкавших к ним областей пустыни, а полулежал, — рана, полученная в Меддаи, все еще сильно беспокоила, однако присутствие сакка-ремского властителя на большом совете было необходимо. Даманхур сам не пойдет в бой — гвардию Полуденной державы поведет наследник Абу-Бахр. Между прочим, нынешним вечером шад, по наущению Энарека, составил еще одно завещание, в котором трон Саккарема переходил отнюдь не к Абу-Бахру (во время битвы всякое может случиться), а ко второму сыну, Туринхуру, сейчас являвшемуся наместником Дангары.
Если первый наследник не погибнет, это завещание немедленно отправится в огонь.
Абу-Бахр тоже находился в шатре, стоя справа от своего отца, — невысокий, но сильный молодой человек с бесстрастным смуглым лицом молчал, предоставляя право принятия решений Даманхуру и его советникам. За его спиной маячила клиновидная бородка дейвани Энарека — царедворца, наиболее близкого к шаду Даманхуру и являвшегося первым управителем государства. Как ни странно, именно Энареку, который в жизни не брал в руки сабли, предпочитая возиться с пергаментами и архивами, Даманхур доверил командование засадным полком, насчитывавшим более десяти тысяч лучших кавалеристов Саккарема и дворян Нарлака, по своему желанию решивших принять участие в войне.
Вот, кстати, и нарлаки — расцвеченные эмалевыми гербами на доспехах и вышивкой на широких плащах мрачные светловолосые подданные великого нарлакского кенига. Старший над ними — конис Борживой из Тархова, суровый высоченный мужчина лет сорока пяти. Нынешняя война на полудне интересовала его только потому, что древнее и обширное владение Тархов ныне пребывало в упадке, и конис здраво надеялся подправить свои денежные дела с помощью добычи. Окружавшая его молодежь явилась в Саккарем утолить жажду подвигов — в последние лет двадцать Нарлак стал на редкость спокойным, если не сказать безмятежным государством, управляемым железной рукой кенига, собравшего множество небольших полунезависимых княжеств под единое управление. Нарлаки твердо верили: мергейты никогда не сунутся в их леса, не смогут преодолеть полосу болот, отделявшую Империю от Вольных конисатов, а следовательно, их жизнь останется скучной и унылой: ратную удаль можно будет показать только на ограниченных множеством правил турнирах да при усмирении холопских бунтов. А тут — величайшая война эпохи!
Тысячники наемного войска старались не вмешиваться в разговор. Они исполнят приказанное тем более Даманхур исправно платит созванным почти со всего света искателям удачи в золоте и серебре, — ни разу не случалось, чтобы выплата наемникам была задержана или позабыта. Сег-ваны, мономатанцы, арранты, горцы из Шо-Ситайна, галирадцы, горные и равнинные вельхи, маны из Аша-Вахишты, воинственные кочевники-джайды Альбаканской пустыни, д ангарское ополчение… Каждый народ представлен в шатре Да-манхура своим вождем и лучшими воинами. Нет только нардарцев, слишком озабоченных обороной собственных границ. Юный Асверус Лаур и его новый приятель — знакомый шаду по долгому разговору в Меддаи Драйбен из Кешта — не в счет. Они отвечают только сами за себя. Тем более что голубиная почта из столицы Нардара не приходит уже более полутора лун.