— Ну-ка, ну-ка. — Для Драйбена, раскапывавшего любые истории о древних магах и их делах, эти сведения просто не имели цены. — При чем здесь волшебники?
— Гора рухнула и пожрала магическую силу нашего мира, — продолжал неспешно говорить аррант. — Прибившиеся к Аэтосу, чародеи это чувствовали и употребили остатки своего умения, как казалось, на благо. Они намеревались создать особого человека. Способного выжить при черных небесах, без солнца, умеющего долго продержаться без воды и пищи. Ничего не получилось. Тогда и родился обычай убивать всех детей с уродствами и болезнями.
«Хранить традицию почти тысячу триста лет!.. — ахнул Драйбен и, как вживую, увидел жутковатые картины прошлого. — Это как же надо было напугать тех, без всякого сомнения, бесстрашных и решительных людей, бежавших с континента на относительно спокойный Остров, чтобы сотни поколений до нынешних времен соблюдали законы, принятые в эпоху всеобщей тьмы?! Что ж у них там происходило? Не хотелось бы мне жить тогда, а тем более в Аэтосе…»
— То есть, — осторожно забросил удочку нардарец, — твой город через несколько лет после Катастрофы встал перед угрозой вымирания? И его правители решили ввести новые, невиданные раньше обычаи, доселе чтимые твоими соплеменниками? Глядя на тебя, я бы сказал, что вы преуспели.
..
Да, безусловно, если бы Безымянному сейчас взбрело в голову напасть на своих попутчиков, он скрутил бы и Драйбена и Асверуса за несколько мгновений, — высок, ловок, очень силен, не столько мускулист, сколько невероятно жилист… И это с учетом того, что аррант действительно ничего не ел уже несколько дней, оставляя скудную пищу для нардарцев и пробавляясь лишь заваренным травяным настоем, в котором растворял кусочки желтого кленового сахара. Но это еще не все. Безымянного хорошо потрепали во время Ала-сорского сражения: почти вся левая рука арранта была перевязана тряпками, наложенными Драйбеном вместо бинтов, — руку располосовали ударом сабли от середины плеча почти до запястья, задев кости предплечья и крупные жилы. Пятидневный переход через пустыню тоже должен был сказаться на аэтосийце, тем более что уцелели только две лошади. Нардарец пытался усадить раненого в седло, но тот категорически и надменно отказался, предпочитая шествовать на своих двоих, изредка держась за стремена лошадей.
«Невероятно живуч и столь же невероятно вынослив, — думал о Безымянном Драйбен. — Может быть, скептически относящиеся к обитателям Аэтоса мудрецы и правы: в этом городе выращивают не людей, а очень породистых животных. Он неразговорчив, обижается на каждую дурацкую шутку Асверуса, тоскует по своему умершему приятелю и казнит себя за то, что остался жив. Вроде бы человеческие чувства и принятое среди смертных поведение, если не считать отдельных заскоков, присущих аэтосийцам в силу традиций. Но все равно — между нами лежит пропасть. Это не совсем человек. Безымянный похож на нас, у него две руки, две ноги, голова… Кэрис, например, тоже похож, но в обычное время, когда он не употребляет свои способности дайне, никто не отличит его от самого обычного разбитного варвара с вельхских гор. А этот, пожалуй, даже гордится своими отличиями».
— Преуспели, — согласился аррант. — Мы создали величайшую касту воинов. Сами, отвергнув неловкую помощь колдунов, которые вскоре перемерли или потеряли Дар. Первые эпархи города запретили воинам общаться с женщинами, рожавшими больных детей. Два раза в год мы снаряжали корабли, отправлявшиеся на полночь или закат, за добычей. Городу требовались матери для здорового и крепкого потомства.
— А почему вы обошли вниманием полдень и восход? — В голосе Асверуса еще звучала насмешка, но не столь ясно, как всегда.
— В восходных землях, на Длинной Земле тогда было хуже всего, ведь Небесная гора поразила именно этот материк. Тамошние люди — больные, слабые, ничтожные — ничего не могли нам дать. — Безымянный словно не заметил иронии и продолжал объяснять: — На огромный остров, носящий в наши времена название Мономатана, мы не совались потому, что его населяют люди с черной кожей. Аэтосийцы были белыми и знали: если среди нас появится черная женщина, двое из троих детей унаследуют кровь ее предков. К окончанию века, когда небеса целых сто лет были закрыты тучами и даже в Аррантиаде, прежде не знавшей зимы, шел снег, и появились наши законы, соблюдаемые до сегодняшнего дня. И это никогда не изменится.
— Почему так? — насторожился Драйбен. — Я, конечно, понимаю: традиции и все такое, но времена меняются…
— Если снова случится беда, Аэтос выживет, — с твердой уверенностью в своих словах ответил Безымянный. — А вы — нет. Наши звездочеты говорят, будто однажды низвергнется с небес сестра Небесной горы и история мира кончится. Мы же начнем восстанавливать его из развалин.
— Воображаю, что вы навосстанавливаете, — беззлобно пробурчал Асверус. Все будут ходить строем, детей производить в строго указанные астрологами дни и предаваться срамным грехам друг с другом. В таком случае проще попросить новую Небесную гору, чтобы она упала прямиком мне на голову. И кстати, что вы будете делать, если обещанная катастрофа никогда не произойдет?