Фарр проснулся с ощущением, что в комнате находится кто-то посторонний. Прислушавшись, он различил тихий шепот, принадлежащий Кэрису:
— Не будем шуметь, атт-Кадир проснется. Другой голос, незнакомый, принадлежал женщине. Она не шептала, а словно шелестела, подобно листьям тополя на слабом степном ветерке:
— Он правда твой брат? Вы так не похожи…
— Если не по крови, то по духу, — ответил вельх. — Вообще-то Фарр родился очень далеко отсюда, в самой глубинке Саккарема. Знаешь такое государство на континенте? И не смотри на то, что ему всего шестнадцать лет, — он самый настоящий священнослужитель.
— Тебе не кажется, — вкрадчиво проворковала девица, — что в таком случае нам не следует заниматься этим в присутствии жреца одного из величайших богов-нашего мира?
— Не думал, что ты такая ханжа, — притворно возмутился Кэрис. — Во-первых, мы ведем себя тише мыши, во-вторых, саккаремский Атта-Хадж есть не что иное, как одно из воплощений Бога Единого, заповедовавшего смертным главнейшее чувство — любовь.
..
— Кто здесь говорит о любви? — Кней, умоляю… — Фарр почувствовал, как у него под льняной простыней начинают гореть уши. Он ясно различил звук долгого поцелуя. — Сразу видно, что ты приезжий. В Аррантиаде мужчины не спят в туниках, сбрасывай это мерзкое одеяние. Хватит философствовать!
— Может, все-таки пойдем в термы? — с отчетливо слышимым смешком ответил Кэрис. — Вдруг Фарра побеспокоим?
— Ну и пусть, мы его возьмем третьим… Кней, пожалуйста… А-ах!..
Атт-Кадир умирал от ужаса, ему ужасно хотелось вскочить удрать во двор и посидеть там, пока они закончат свои дела. Но он остался на месте, боясь даже пошевелиться, чтобы не нарушить тем самым уединение своего приятеля с неизвестной красоткой. Через некоторое время приглушенная возня и еле слышное хихиканье затихли, Фарр тихонько откашлялся и сонно выпростал голову из-под простыни.
Прямо на него смотрела очень красивая рыжеволосая женщина с небольшим ртом и пышными ресницами. Атт-Кадир отвел глаза — обнаженная незнакомка сидела, положив ногу на ногу, на краю диванчика, где, забросив сцепленные замком ладони за голову, возлежал донельзя довольный собой Кэрис. — Доброе утро. Тебя, как понимаю, зовут Фарром? Я Валерида. Мы тебя не разбудили? — сказала она.
— Н-нет, — заикаясь прошептал атт-Кадир. В его голове пробудилось некое смутное воспоминание, начавшее оформляться в знакомый, оставивший раз и навсегда след в памяти, образ. Зеленое платье, вьющиеся темно-медные волосы, колесница в виде раковины… Быть того не может!
Фарру почудилось, будто в трех шагах от него находится женщина, которую вчера на Сенатской улице Арра славили как басилиссу. Супругу солн-цеподобного кесаря Тибериса Аврелиада.
— Атт-Кадир, родной, — Кэрис наконец обратил внимание на своего друга, ничему не удивляйся. Валерида, послушай, расскажи ему сама! Я точно вижу, что он догадывается.
— И что с того? — пожала божественными мелочно-белыми плечами женщина. Валерида Лоллия Тиберия, кесарисса Великолепного Острова, дочь эпарха Геристокла… Юноша, не смущайся. Я точно такой же человек, как и ты. Мой муж — полубог, но я-то принадлежу к миру смертных. Кней, неужто придется заново пересказывать всю историю?
— Госпожа… — пролепетал Фарр, представляя как в Саккареме наказали бы, допустим, любимую жену шада Даманхура за супружескую измену. — Но разве можно так?..
— Можно еще и не так, — резковато отозвался вельх. — Фарр, не называй Валериду госпожой, я тебя умоляю! Кстати, она знает о нас довольно многое.
— Конечно, — тихо засмеялась басилисса. — Кней, я не ведаю только одного твоего подлинного имени. Ты не легионер, хотя имеешь отношение к военному делу. Не аррант из колоний, хотя неплохо прикидываешься. Для обычного обитателя полуночных пределов материка ты слишком много знаешь… Потом, доселе я не встречала столь великолепного любовника… — При этих безмятежных словах Валериды Фарр покраснел до корней волос. — Кто же ты?
— Кэрис ап Каван ап Диармайд Мак-Калланмор, из горных вельхов, — нахально фыркнув, отрекомендовался броллайхан. — Варвар с аррантской и любой другой точки зрения. Похоже, теперь у нас троих нет секретов друг от друга? А, басилисса?
— Ты очарователен, — чуть насмешливо, но по-доброму сказала Валерида. — Ив число моих… моих близких друзей пока еще ни разу не входили варвары.
Глава двенадцатая. Гроза над пустыней
Двадцать второй день саккаремского месяца Пеликана — первой луны наступившей осени — остался в истории материка как символ великой доблести и столь же великого бедствия.
По гороскопу, составленному личным звездочетом шада, в этот день нельзя было ходить по песку, глотать ледяную воду и носить оранжевые тюрбаны, но зато дозволялось слушать музыку медных труб, разводить домашнюю птицу, а заодно вкушать рис с фазаньими крылышками, причем фазану надлежало быть непременно годовалого возраста и обязательно красно-синего окраса.
По гороскопу, составленному личным звездочетом шада, в этот день нельзя было ходить по песку, глотать ледяную воду и носить оранжевые тюрбаны, но зато дозволялось слушать музыку медных труб, разводить домашнюю птицу, а заодно вкушать рис с фазаньими крылышками, причем фазану надлежало быть непременно годовалого возраста и обязательно красно-синего окраса. Звезды ведут себя странно, давая самые нелепые рекомендации, однако, если верно истолковать безмолвные речи небесных светил, складывающихся в Вышней Сфере в удивительнейшие и загадочные знаки, всегда можно обнаружить потаенную истину. Скажем, отцу Даманхура, шаду Бирдженду, некогда предсказали: «Увидишь лань не стреляй из лука, порази копьем». Бирдженд, человек не слишком суеверный, заявил, что не собирается лишать себя удовольствия оленьей охоты в угоду бредням звездочетов, и по традиции отправился в погоню за газелью с арбалетом. Выстрелил, промахнулся, и стрела поразила не вовремя подвернувшегося старшего сына шада, тоже участвовавшего в гоне. Саккарем лишился законного наследника, после смерти Бирдженда последовали длительные династические свары, и в конце концов на трон Мельсины уселся один из младших сыновей, Даманхур. Предсказатель оказался прав: используй старый шад копье, многих неприятностей удалось бы избежать.