— Бесподобно, — отозвался Драйбен. — Вам вроде девятнадцать лет, мой принц? Откуда в столь нежном возрасте настолько обширные сведения о военном ремесле, каковое, напомню, состоит не только в искусстве мечемахания? Главное в выбранной нами стезе — твердое знание о последствиях… Не беспокойтесь, вас не посадят на кол по причине отсутствия таковых в пустыне, а, скорее всего, разорвут лошадьми. Разве что предусмотрительные мергейты специально прихватили несколько хорошо обтесанных колов вашего размера.
Становилось жарко. Утро разгорелось вовсю, и лучи солнца били прямиком в лица воинов наемной армии, заставляя слезиться глаза и нагревая доспехи. Асверус собирался избавиться от кирасы и остаться в кольчуге — пот стекал с шеи и лица, пощипывая кожу на груди, однако почесаться не было никакой возможности. Драйбен чувствовал себя полегче: его кольчатая броня плотно прилегала к телу, а пот впитывался подкольчужником. То ли дело арранты из «беркутов». Эти сумасшедшие носили очень удобные доспехи, до колен. Ноги по аррантской традиции оставались незащищенными, щитком прикрывалась лишь голень спереди. Нагрудник, выкованный в форме человеческого тела, защищал туловище, на плечи и бедра опускались кожаные ленты, а голову оборонял бронзовый шлем с гребнем и нацепленной поверх него широкой полосой белой ткани, предохранявшей от солнца.
— Пусть мне будет позволено узнать, — Драйбен и Асверус повернулись на звук незнакомого голоса, — вы так шутите или в ваших речах есть лишь твердое знание о том, что ждет нас впереди?
— Шутим, — бросил Лаур-младший. — По-моему, подобные разговоры ведутся во всех армиях мира, особенно перед сражением. От них становишься злее.
Аррант, заговоривший с двумя нардарцами, грустно улыбнулся. В небольшом войске «сизых беркутов», штандарты которых венчала помянутая птица, как всегда державшая в лапах лавровый венок, откровенно пораженческие беседы не приветствовались. Легионеры из Аэтоса к тому же практически не обладали чувством юмора, воспринимая любые слова с достойной сожаления серьезностью. Драйбен знал об этом, зато Асверус по молодости и легкомыслию не обращал внимания на «аррантские предрассудки».
— Пусть разговаривают, — беспечно заявил арранту Лаур, — зато могу представить, как обойдутся мергейты с тобой, если узнают, что ты из аэтосийского легиона.
Драйбен похолодел. Подобные шуточки, имевшие в подтексте отчетливый намек на необычность законов Аэтоса о воинском братстве, обычно заканчивались очень плохо. «Беркуты» не переносили подтруниваний над своими обычаями и мигом впадали в неслыханную ярость, поняв, что варвары-чужеземцы осмеливаются обсуждать их. Словом, аррант помрачнел и отвернулся. Хвала Предвечному Пламени, сейчас было не до поединков за оскорбление.
— Э-э… — Драйбен зверски глянул на Асверу-са и со всей возможной вежливостью в голосе обратился к аэтосийцу: — Прости моего друга, он сказал не подумав.
— У нас принято слегка поругивать друг друга перед боем. — Лаур уяснил, что допущена ошибка и ни в коем случае нельзя обижать человека, с которым будешь сражаться бок о бок. — Говорят, это приносит удачу.
Аррант кивнул, но промолчал. Драйбен заметил, что если все остальные конники «Сизого беркута», как всегда, разбились на пары, то этот почему-то держался особняком. Очень интересно… Традиции Аэтоса не допускают ничего подобного. Два десятка, две сотни, две тысячи… Но никогда поодиночке.
Нардарец бросил взгляд на Асверуса, тоже заметившего необычность. Аррант, краем глаза наблюдавший за напросившимися в легион варварами, неожиданно пояснил:
— Мой друг умер два дня назад от лихорадки. Легат позволил мне пойти в бой. В самый последний.
«Смертник, — догадался Драйбен. — Когда один из «беркутов» погибает или умирает, его друг дерется до последнего, стараясь положить как можно больше врагов, и не щадит своей жизни. Полагаю, мергейтам с этим легионером лучше не сталкиваться лицом к лицу, — ему уже нечего терять. А если останется жив покроет себя позором. Все-таки напарник умер, что ни говори, на войне, и неважно, поразила ли его сталь противника или внезапная болезнь… Не позавидуешь парню».
— Мое имя — Асверус Лаур, из Нардара. Младший сын кониса Юстиния Лаура, носителя золотой короны, — отрекомендовался младший отпрыск княжеской семьи. Мой друг и оруженосец носит имя Драйбена из Кешта. Он мой родственник.
Последовала долгая пауза. По законам вежливости арранту следовало назваться, однако он молчал, сумрачно озирая песчаную равнину. Нагретый воздух создавал впечатление, будто пески слегка колышутся, и размывал черную волну накатывавшихся со стороны солнца мергейтов.
— Теперь у меня нет имени, — твердо сказал аррант, когда молчание стало невыносимым. — Оно вернется, только когда я встречусь со своим братом в Элизиуме, месте отдохновения и радости.
Легионер отвернулся, а Асверус незаметно покрутил закрытым латной перчаткой пальцем у виска, словно говоря Драйбену: «Я же предупреждал — они все как один психи!»
Более взрослый и опытный Драйбен только посочувствовал арранту. Все-таки того с детства воспитывали в духе излишне суровых для варварского материка Длинной Земли аэтосийских законов, каковые считались предосудительными даже в родной для легионера Аррантиаде. В эпархии Аэтоса — единственного города Острова, лишь формально подчиненного власти басилевсов и сохранившего почти полную независимость от Арра, — уложения были на редкость жестки. Аэтос не прославился выдающимися поэтами, историками или волшебниками, там запрещались лицедейские представления и азартные игры, не приветствовались «дома отдохновения», а воспитание молодежи полностью возлагалось на военную знать. Многоученый Драйбен назвал бы Аэтос образцом «страны, управляемой мечом». Если раньше считалось, что многие чужие расы — к примеру, бессмертные альбы или вилии — превосходят человека, то, как видно, управители Аэтоса задались целью создать людей, превосходящих все прочее человеческое сообщество. Расовые уложения в этой аррантской провинции, по мнению многих, стали не просто жестокими, но бесчеловечными.