Драйбен счел, что минувшая ночь была худшей в его жизни. За много лет путешествий бывший эрл Кешта повидал всякое: удивительных чудовищ, волшебных существ, войны, нападения разбойников, что морских, что сухопутных. Ему всегда удавалось вывернуться — счастье не покидало нардарца. Вплоть до того самого дня, когда его собственная гордыня расстелила перед ним путь в Пещеру. Минувшая ночь — лишь следствие необдуманности.
Некогда Драйбен вычитал в книге нарлакского мудреца следующие слова: «Зло — не вожделение плоти, а ярость разума». Что ж, именно такая «ярость разума» и позволила Драйбену возжелать давно исчезнувшего таланта — волшебства. Только для себя одного. Смешно, но Кэрис за время пути почти убедил нардарца в том, что волшебник из него не получится. И способности вроде бы имеются, и желание, и самые простые фокусы он умеет делать (как известно, все великое начинается с простого), но… Человеку, способному произнести не столь уж и простенькое заклинание, изменяющее суть материи, а именно превращающее медь в золото, недоступно другое, не менее важное искусство: своей колдовской силой противостоять другой магии.
И сейчас, видя перед собой невообразимое чудовище, спокойно шагающее по улица Священного города, Драйбен тщетно призывал все свои умения для того, чтобы хоть ненадолго остановить призрачного волка.
«Какого еще призрачного? — Драйбен спиной прижался к выбеленной стене одного из домов. Он уже приказал оставшимся в его подчинении ха-литтам спрятаться на крышах или в узких переулках и, по возможности бережно расходуя стрелы, палить из луков и арбалетов в монстра, превосходящего ростом самого крупного быка. — Я отчетливо вижу: черный волк живой, хотя под этой странной «жизнью» скрывается совсем другая сущность! Так просто его не победить… Куда, интересно, делся Кэрис?»
Нардарец, обученный вельхом, умел отсылать свою мысль к мыслям Кэриса, если это требовалось. Броллайхан мог ответить ему когда угодно — во сне, будучи предельно занятым в библиотеке или, например, любезничая с какой-нибудь прекрасной саккаремкой (броллайхан не чуждался маленьких человеческих слабостей и зачастую находил время на охмурение женщин). Однако сейчас Драйбен не мог отыскать даже промелька того фиолетово-лилового огонька, которым светилась душа его приятеля. Используя все накопленные знания, Драйбен обшаривал город, окружавшую его пустыню, дороги, ведущие на полдень и восход… Кэрис пропал.
«Он что, умер?! — смятенно подумал нардарец. — Великие боги, вельх всегда твердил, что убить его почти невозможно! «Почти» — коварное словечко… Если он сцепился с этим… этой… в общем, с этим чучелом… Что мы теперь будем делать без него?»
Волк вышагивал по мрамору мостовых, бесшумно касаясь мягкими подушечками лап камня. Людей он словно не замечал — в его холке и боках торчали десятки стрел, две или три, засевшие в веках, раскачивались в такт движениям, одна, особенно удачливая, пробила верхнюю губу. Вожак Дикого Гона не обращал внимания на боль, если вообще был способен ее чувствовать. И он точно знал, куда шел.
«Где же Кэрис? — Драйбен, опустив глаза, отчетливо увидел, как дрожат его пальцы. Скрыться негде — до ближайшего переулка шагов пятьдесят, если побежишь, волк может и прыгнуть, — кто знает, что кроется в его голове? — А это что еще?»
Нардарец замер, глядя на свои руки. Он уже привык к новому облику «сотника Джасура», но сейчас смуглая саккаремская кожа посветлела, Драйбен увидел старый шрам на запястье, полученный еще в детстве при обучении владению клинком… Значит, и волосы из вороново-черных вновь стали по-нардарски светлыми, исчезла полнота, присущая уважаемому халитту… Человек с подобной внешностью не может носить одеяния Священной стражи: войско халиттов набиралось только из жителей полуденных областей материка. Светлокожие и белобрысые нардарцы и нарлаки относились к неверным и правители Священного города никогда не удостаивали их чести служить в своей гвардии.
«Что же получается? — У Драйбена дернулась щека. — Если заклятье рассеялось, значит, его создатель… Я же предупреждал его: сиди в городе! Как мне теперь выкручиваться? Бурнусы и обязанности халиттов священны. Меня изловят мои же десятники, которыми я командовал этой ночью, и прикончат не задумываясь — ведь ладонью неверного я осквернил клинки Священной стражи».
Драйбену повезло — сейчас на него никто не смотрел. Все защитники Мед дай наблюдали за двигавшимся к центру города черным волком. Заклятье возвращаться не собиралось, это нардарец уже понял, благо был научен распознавать направленную на него самого магию. Выходит, Кэрис погиб…
Пояс никак не желал развязываться, а потому нардарский эрл кромсал полосы зеленой материи кинжалом — изумрудным шелком подпоясывали халаты только сотники. Потом с плеч полетел на землю тяжелый бурнус, тюрбан с перышком… Драйбен остался только в нижней рубахе, заправленной в шаровары.
Потом с плеч полетел на землю тяжелый бурнус, тюрбан с перышком… Драйбен остался только в нижней рубахе, заправленной в шаровары. В полу десятке шагов прямо посреди улицы лежал мертвый джайд — сдирать халат затруднительно и времени нет, зато подбитый овечьим мехом плащ подойдет в самый раз… Прекрасно, у мертвеца есть еще и сабля! Не такая, как у халиттов, попроще, но, судя по клейму, выкованная в Шоне, знаменитом городе кузнецов, что стоит на границе Саккарема и Хали-суна, на побережье, двадцатью лигами полуденное Акко.