* * *
— Там человек! О величайший, там человек! Шад обернулся. Кричал молодой посланник кониса Юстиния. Юноша иногда отъезжал на своем коне в сторону от отряда, поднимался на вершины барханов, будто что-то высматривая… И наконец высмотрел. Асверусу позволялось обращаться к Даманхуру напрямик, в отличие от благородных эмайров, сопровождавших повелителя в путешествии, — знак уважения к сыну иноземного властителя. Эмайрам, пожелавшим говорить с шадом, вначале надлежало испросить разрешения у дейвани Энарека.
— Человек? — поднял бровь Даманхур. — Всадник?
— Нет. — Асверус направил лошадь к владыке Саккарема и поехал рядом. По-моему, мертвец.
— Ну и оставь его стервятникам, — хмыкнул глад, щурясь от солнечных бликов, отбрасываемых доспехами телохранителей. — Нам-то что за дело, почтенный Асверус?
— Надо посмотреть, — стоял на своем нардарец. — Повелитель, там все перекопано, будто дрались два дракона. И множество следов на песке.
— Следов? Отпечатков копыт?
— Нет, — горячо возразил Асверус и просительно глянул в глаза Даманхура, я прежде не встречал ничего подобного.
— Атт-Идриси! — Шад окликнул десятника своей охраны, решив, что проще удовлетворить просьбу нардарца и продолжить путь.
— Атт-Идриси! — Шад окликнул десятника своей охраны, решив, что проще удовлетворить просьбу нардарца и продолжить путь. — Возьми еще двоих и поезжай вместе с уважаемым послом, осмотритесь. Он что-то нашел.
Четверо всадников оторвались от основного отряда, галопом поскакали к ложбине меж двумя барханами и скрылись из глаз. Вскоре один из гвардейцев вернулся.
— Солнцеликий, десятник говорит, что тебе необходимо глянуть это. Там безопасно, но…
— Что «но»? — нахмурился шад. — Говори яснее!
— Не могу, — признался саккаремец. — Это нельзя описать словами.
— ..Даманхур остановил своего коня на дне красноватой песчаной впадины и поморщился.
Во-первых, неприятно пахло — солнце успело пригреть. Запах очень слабый, но мерзкий. Во-вторых, такого количества крови шад еще никогда не видел. Будто здесь закололи дюжину баранов. Песок буквально пропитался темно-багровой жидкостью, корка с хрустом ломалась под копытами лошадей… Кое-где песчаная россыпь сплавилась, превратившись в мутно-коричневое с прозеленью стекло, поверхность пустыни взрыхлена так, словно тут всю ночь металось стадо взбесившихся верблюдов, в двух местах прямо из песка вырываются струйки незаметного сине-желтого огня… И следы. Рассыпанные повсюду следы гигантского зверя. Оттиски когтистой лапы, напоминающей волчью, только размером самое меньшее с обеденное блюдо. Рядом с ними угадывались следы поменьше, однако по форме почти такие же.
Удивляло и поражало одно: посреди этого кровавого месива, расплавленных осколков, колдовского огня, какой можно встретить только на болотах возле саккаремского Кух-Бенана, скорчившись, лежал человек. Абсолютно голый. Даманхур отчетливо разглядел огромную рану на ребрах справа — такое чувство, что незнакомца наотмашь полоснули ятаганом.
— Лекаря, — коротко приказал шад. Ему показалось, что «мертвец» отнюдь не настолько мертв, как привиделось Асверусу.
Гвардейцы и личный целитель шада спустились вниз (не без опаски, правда. Место, судя по виду, было дурное), а вскоре Даманхур тоже решил спешиться и разглядеть все подробно. Пока лекарь возился с неизвестным, осматривая его зрачки и щупая пальцами шею, шад поднял чуть теплый обломок песчаного стекла, чтобы убедиться — виденное существует наяву.
Даманхур знал основы кузнечного дела — оно считалось в Саккареме благородным занятием, и многие эмайры специально учились у кузнецов, для того чтобы самим узнать, как из невзрачной руды рождаются чудесные образцы оружейного искусства. Каждому, кто хоть раз в жизни стоял У горна, известно: песок сплавляется только на самом жарком огне. Попробуйте-ка расплавить камень! Но здесь… Что же за пламя бушевало над пустыней минувшей ночью? Именно минувшей: произойди это раньше, кровавые пятна не выглядели бы такими свежими. Загадка…
— Он жив, господин, но еле-еле. — Даманхура отвлек голос Асверуса.
— Да? — Шад не без сожаления отбросил тяжелый осколок и подошел к лекарю, хлопотавшему над странным человеком. Последний, как сумел рассмотреть Даманхур, был молод, но не юн — лет двадцать пять или двадцать семь, хорошо сложен, кожа светлая. Не саккаремец. Скорее, выходец откуда-то с полуночи. Волосы длинные и почему-то у висков заплетены в косички.
«Наверное, сегван, — предположил шад. — Хотя нет, торговцы с Островов светловолосы и повыше ростом. А у этого голова темная. И в кости более крепок».
— Солнцеликий. — Лекарь обратился к шаду. — Нельзя оставлять человека без помощи. Он очень сильно ранен, и дух его блуждает на грани света этого мира и божественного пламени мира загробного, но, как я посмотрю, тело у него сильное…
— Если твоего искусства хватит для исцеления, — подумав, решил Даманхур, мы заберем его с собой.
..
— Если твоего искусства хватит для исцеления, — подумав, решил Даманхур, мы заберем его с собой. Когда очнется — расспросим, что происходило на этом месте. Мне это было бы любопытно.